Вот и сегодня утром – как раз исполнилось две недели с момента увольнения – Костя вертел перед собой телефон, надеясь, что вот сейчас, вот сию же секунду мигнет оповещение: кому-нибудь понадобится в аэропорт или напишет батя или кто-то из старых знакомых, – и нужно будет вставать, и куда-то ехать, и что-то делать, и день пройдет не зря, а в конце дня, уже ближе к вечеру, когда он, уставший, но довольный, вернется домой, он усадит Диану перед собой, возьмет за руку (руки у нее всегда такие холодные, бр-р!) и расскажет о том, что произошло. Никто не писал. Никому не нужно было в аэропорт. Телефон молчал.

А самое обидное, что дома сидеть чертовски не хотелось. Очень хотелось куда-то пойти – куда-то, где будут незнакомые люди, и незнакомые голоса, и улыбки, и, возможно даже, веселый детский смех, а во всем Воскресенске-33 существовало только одно место, которое соответствовало этим условиям, – единственный в городе торговый центр. Там были эскалаторы, напоминавшие Косте о метро, правда, эти эскалаторы все время ломались, и приходилось топать пешком, особенно часто ломался эскалатор между вторым и третьим этажами; иногда эскалаторы все-таки работали, и можно было медитативно ехать, разглядывая витрины. Еще там ездил безумный детский паровозик, который появлялся все время очень внезапно, сопровождаемый веселым звоном и неизменными песенками Шаинского в восьмибитной обработке, наводившими на Костю вселенскую тоску. Временами казалось, что этот жуткий паровозик выкатывается прямо из преисподней. Словом, местный торговый центр с этим его выморочным весельем выглядел как фантазия Стивена Кинга, которого мироздание случайным ветром унесло из штата Мэн и приземлило на территорию крохотного уральского городка.

И Костя, понимая, как это глупо – шляться с утра по торговым центрам (впрочем, с грустью заметил он, безработным такое можно), – решительно поднялся, чашку с недопитым кофе поставил в раковину и вышел в прихожую. Тут только он вспомнил, что забыл вчера заправить машину, и нужно будет сначала заехать на АЗС, а она находится в противоположной стороне от торгового центра, и ему жутко не хочется туда ехать, потому что это отдалит его встречу со звонким паровозиком, и какое-то время он поколебался, но потом все-таки надел пальто и обулся, потому что принял весьма опасное решение – ехать до торгового центра на маршрутке. Он давненько не пользовался общественным, точнее антиобщественным, транспортом – машины в его жизни были практически всегда.

«Надо быть поближе к народу!» – философски подумал Костя.

Какая-то часть Костиного сознания, в какой бы чулан он ее ни пытался запрятать, упорно отговаривала его от поездки в торговый центр. Гораздо полезнее, если он останется дома, дождется пробуждения Дианы, нальет по чашке кофе или заварит крепкого чая и в такой вот непринужденной обстановке расскажет о потерянной работе. Впрочем, Костя отверг эту рациональную и, в общем-то, верную мысль. С Дианой он поговорит днем. Обязательно поговорит. А утро ему хотелось провести в празднично-ярком, подсвеченном огонечками уютном мирке торгового центра, жизнерадостном, как телереклама.

Возможно, это все было паранойей или переизбытком кофеина или никотина: Костя успел выпить две чашки крепчайшего эспрессо, а эти новые капсулы, что он купил для кофемашины, черт знает что за капсулы, ибо кофе получался горьким и невкусным, да и сигареты вчера он купил более крепкие, не такие, какие он обычно курил, поэтому их вкус тоже казался мерзким и противным. А может, сигареты и кофе тут были ни при чем и просто безмолвная часть подсознания, подобно говорливому депутату, которому отключили микрофон, беззвучно кричала о помощи, словно догадываясь о том, что произойдет дальше. Костя часто жалел, что не остался в то утро дома и не поговорил с Дианой, а вместо этого собрался, надел пальто и отправился на экскурсию в торговый центр.

Воскресенск-33 застрял во времени, как муха в янтаре.

«В этот город мечты прилетают умирать, – любила повторять Диана. – Причем умирают они мучительной смертью, долго и болезненно». «Ну это, скорее, твоя история, – отвечал ей Костя. – У меня в жизни была одна-единственная мечта, и она сбылась». «И что же это за мечта?» – спрашивала обычно Диана, и в ее холодных глазах появлялась искорка любопытства. «Я в детстве собрал всех бегемотиков из „Киндер-сюрприза“». Впрочем, в глубине души Костя был с Дианой согласен.

Воскресенск-33, маленький уральский городок, никому, кроме его жителей, не известный и ничем не примечательный. Из интересного – в девяностые здесь завелся маньяк-душегуб, зарезавший несколько девушек. Душегуба вскоре поймали, и, когда его поймали, в город даже приехала съемочная группа НТВ, пару дней по улицам шастали бородатые мужики с огромными камерами, потом сестру этого маньяка показали по ТВ, и его первую учительницу тоже показали, и они ненадолго стали местными знаменитостями; а кроме этого в Воскресенске-33 больше ничего и не происходило, на долю города не выпало ни кыштымских карликов, ни челябинских метеоритов.

Кстати, никто из жителей не мог ответить на вопрос, почему именно Воскресенск и почему 33, ибо в природе, разумеется, не существовало ни Воскресенска-32, ни, упаси боже, Воскресенска-34, ни какого-нибудь 25-го Воскресенска, поэтому этот вопрос приравнивался к вопросу о существовании Атлантиды или к вопросу о перевале Дятлова – то есть, возможно, когда-нибудь на РЕН ТВ выйдет сенсационная программа или новомодный Юра Дудь снимет об этом документалку, но пока ничего этого не происходило, крохотный Воскресенск так и оставался загадочно тридцать третьим.