– Не совсем. Но к обеду будет. Тебе вчера передали, что я звонил?

– Да. Так ты не поменял мнения насчет того груза?

– Извини, Мики.
– Я отрицательно покачал головой.

– Уверяю тебя, там никаких проблем. Все в лучшем виде. Я такое дело не отдал бы кому попало, только человеку, которого знаю и которому доверяю.

– Не сомневаюсь. Но пока что это не для меня. А у тебя там в книгах больше ничего нет?

– Ничего, совсем ничего.
– Он махнул рукой в сторону наваленных на столе бумаг.
– Козы, коровы, помидоры, техника для сельского хозяйства, запчасти. Ничего авиа. В Греции народ бедный. А что говорит мистер Хаузер?

– Насчет чего? Этого груза?

Микис кивнул.

– Не знаю пока, - ответил я.
– А мне это и не важно.
– Я встал. Значит, больше ничего?

– Ничего.
– Он с серьезным видом взглянул на меня.
– Ты его не расстроишь?

– Хаузера? Он всегда расстраивается, когда мимо него проплывает доллар. Но он ещё больше расстроится, если я загремлю в какую-нибудь тюрьму. Это ведь отразится на его репутации.

Он досадливо кивнул.

– Мне жаль, что я ничего не могу сделать для тебя, командир.
– Потом он достал из левого нижнего ящика стола представительскую бутылку узо. Он плеснул немного узо в два стакана, потом взял с полки графин, добавил в стаканы воды и передал мне мой стакан.

– Будем здоровы, командир.

Я поднял стакан и отпил немного. Я не особый любитель анисовых водок, но Микис налил мало и хорошо разбавил водой. Допив остальное одним глотком, я обошел стол, чтобы поставить стакан к бутылке. Быстрым движением я открыл ящик стола. "Беретта", калибр 7,65 миллиметра, лежал поверх вороха бумаг.

Я задвинул ящик обратно. Должно быть, он держал пистолет в руке, за спиной, когда подошел к двери посмотреть, кто к нему пришел.

– Тебе нужно заняться бизнесом почище, - посоветовал я.
– Нервы крепче будут.

То ли с досадой, то ли с беспокойством, а скорее всего с разочарованием во взоре проводил он меня.

Секретарша вернулась. Этой я ещё не видел. Микис любил менять секретарш раз в несколько месяцев. Или секретарши любили менять Микиса. У него были свои доморощенные теории о служебных отношениях.

Эта была маленькая, темнокожая, пухленькая брюнетка, курчавая, как пуделек. Она, кажется, вздрогнула, увидев меня. Она проводила меня взглядом широко раскрытых темных глаз, а рука её застыла в момент выдергивания листа бумаги из допотопной пишущей машинки.

Нервная работа была в агентстве Микиса в это утро. Видать, у хозяина и ночь выдалась не из спокойных. С широкой улыбкой на лице я вышел за дверь.

6

Роджерс все ещё шлялся по городу в поисках афинского сувенира для своей швейцарской толстухи-подружки. Я снял с себя в самолете форму, одел комбинезон, потом взял стеклянную емкость и слил топливо из правого бака. Когда оно отстоялось, то на восьмую часть дюйма в нем оказалось добротной турецкой воды. Я пристроился к правому двигателю, снял нужные обтекатели и занялся фильтрами карбюратора.

В половине одиннадцатого прибыл Роджерс со своим сувениром - яркой черно-бело-красной сумкой из козьей шерсти. Подруга могла бы использовать сумку для покупок или в качестве половины бюстгальтера. Он принес и телеграмму от Хаузера. В ней Хаузер спрашивал меня, правильно ли я сделал, отказавшись от груза, и велел мне в случае отсутствия груза вернуться в Берн до следующей ночи.

Похоже, что на неё не требовалось ответа. Я и не стал отвечать, чем сэкономил деньги Хаузера. Я велел Роджерсу переодеться и помогать. Ему очень не хотелось этого делать, но спорить он не стал. Я собрался снова подняться к двигателю, но тут из-за ангара показался Кен.

Теперь, утром, он был одет иначе, но все в тех же рамках высокого дохода. Он одел плотную белую шелковую рубашку с распахнутым воротом и замшевую куртку на молнии, полузастегнутую. На нем были легкие твидовые кавалерийские брюки и замшевые ботинки.

Замшевая куртка казалась лишней для этого дня, грозившего стать жарким, но это была его проблема. На его лице не было ни малейшего следа вчерашнего. Он выглядел чистым, собранным и весьма серьезным.

– Когда летишь, парень?
– спросил он меня.

– Не знаю, - ответил я, удивляясь, зачем ему это.

Он взглянул на правый двигатель.

– За полчаса сделаем?
– задал он новый вопрос.

– Ну-у... А зачем тебе это?
– не понял я.
– В чем дело?

– Я хочу лететь с тобой.

– Постой-ка, постой-ка...

– Так сделаем двигатель?

– Постой, - снова сказал я.
– Никуда я не лечу. Мне некуда лететь.

Кен казался удивленным.

– А я думал, у тебя груз. В Африку или ещё куда-то.