Шредер сжал его руку еще сильнее, почти впиваясь в нее ногтями.

— Это, возможно, — сказал он, — да, может быть, я и буду, с твоей помощью, Ричард Гаррисон, с твоей помощью.

То, что осталось на вечер и остаток ночи, было странно пустым. Кених помог Гаррисону переодеться в серую рубашку и новый светло-синий костюм на ярко-красной подкладке с открытым воротом. Из нагрудного кармана торчал носовой платок. На ногах у него были синие замшевые туфли, которые, несомненно, уже вышли из моды. Гаррисон чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние несколько лет, и в то же время ощущал какую-то пустоту.

В девять тридцать после небольшого ужина капрал и Кених отправились в бар. Он находился в личных апартаментах. Шредера, откуда из открытых окон с легким ветерком доносилась мелодичная музыка. Для Гаррисона были приготовлены плохой бренди и крошечные стаканчики сладкой, острой камандерии — еще одно напоминание о его днях на Кипре.

Однако ночь была пуста, и Гаррисон начал чувствовать некоторую подавленность, может быть из-за выпитого. Он пил слишком много, болтал слишком много, слишком много работал на публику. Да, он работал на публику — на Шредера. Но промышленник оставался спокойным и невозмутимым.

Мина, секретарша Шредера, сидела с Гаррисоном у стойки бара и, держа его руку, говорила на ломаном английском, что одновременно и привлекало, и отталкивало его. Его притягивала ее чувственность, а отталкивала непосредственная небрежная манера поведения. Его развлекало, когда она приказывала ему сделать что-нибудь тоном, не терпящим возражения. Он притворялся, что повинуется. Для него это ничего не значило, а только углубляло пустоту.

Вики, казалось, избегала его. Она сидела за маленьким столиком со Шредером и весь вечер говорила по-немецки (Гаррисон не особенно хорошо владел им). В конце концов она извинилась и, не сказав “спокойной ночи”, вышла. Обратно она не вернулась. Только Кених держал псе под контролем.

— Господин Гаррисон, вам уже достаточно! — вдруг сказал он около 11.30.

— Ты так думаешь, Вилли? — Гаррисон похлопал Мину по руке. — И ты так думаешь, Мина?

— Они оба, так думают, — сказал Шредер, который теперь сидел за стойкой бара, исполняя обязанности Кениха. — И я тоже. Кроме того, пришло время закрывать бары.

— Закрывать бары? — повторил Гаррисон. — Я думал такие глупости происходят только в Англии.

— Ведьмин час, — таинственно произнесла Мина.

— Полночь? — До Гаррисона вдруг дошло, что было уже поздно.

Внезапно он задал себе вопрос, почему напитки действовали на него сильнее, чем на других? Когда он напивался в последний раз — или хотел напиться — до такой степени? Черт побери, он пил не слишком много, — просто не привык пить много, вот и все.

— Возможно ли, — он подбирал слова и выговаривал их с осторожной тщательностью человека, готового отрубиться, — мне попросить чашечку кофе? Или даже.., кофейник?

Кених хихикнул и вышел из комнаты.

— Хорошо, — сказал Шредер. — С Днем Первым, Ричард.

— Чего?

— Новой жизни здесь.

Послышался звон чокающихся стаканов, но стакан Гаррисона оставался пустым. Он поднес его к губам, а затем нахмурился и спросил:

— Новой жизни? За что, черт возьми, я пью?

— За завтра, — ответил Шредер, — Завтра, и завтра, и завтра, — произнесла Мина. Она, наверное, тоже была чуточку пьяна...

Гаррисон выпил много кофе, но все еще нетвердо держался на ногах, когда, наконец, встал с табурета. Однако он уже хорошо знал дом, поэтому никто не предложил ему помощь, когда он сказал “спокойной ночи” и вышел из бара.

Через несколько мгновений он был у себя в комнате. Первой странностью, которую заметил Гаррисон, был свежий, приятный запах жасмина, который он сначала принял за ночное благоухание цветов в саду. Но, обнаружив, что окно закрыто, он снова втянул воздух и решил, что, возможно, этот аромат был остатком запаха дорогого аэрозоля — освежителя воздуха. Конечно, это могли быть и духи, но даже самая неряшливая горничная не вылила бы их на себя в таком количестве! И все-таки это была не прислуга Шредера, которую он мог нанять на работу или просто выпустить сюда. Однако, кровать его была заправлена, а в комнате немного прибрано.

Его подушки были выложены в форме буквы V.

Вики.

Она говорила, что, возможно, будет подсказка. О'кей. Итак, она была здесь, дурачилась с его подушками, оставила ему приглашение.., и запах, за которым он последует!

На этом этаже находились девять комнат, и, казалось, как раз с них и надо было начать.

Он вышел из спальни и закрыл дверь. Крадущимися шагами Гаррисон мерил коридор от середины к концу и обратно, а затем — в противоположном направлении. У последней двери он уловил слабый, еле заметный запах жасмина. Когда он просунул голову в дверь, запах стал гораздо сильнее. Гаррисон задрожал от возбуждения, у него зазвенело в ушах. Он тихо вошел, прикрыл за собой дверь, дотронулся до выключателя и обнаружил, что тот выключен. К счастью, расположение комнаты было такое же, как и у него. Он пробрался к кровати, разделся, свалив одежду как попало на пол, и уже готов был откинуть покрывало. Стояла полная тишина, не слышно было даже тиканья часов и звука его сдерживаемого дыхания. Холодная рука коснулась его бедра и заставила замереть на месте. Она прочертила тропинку по его переду. Слегка дрожа, он почувствовал, как ее губы поцеловали его ниже живота, простое прикосновение.