— И еще одно. Вот это письмо, — он вытащил письмо Шредера Гансу Хольцеру и передал его Кениху.

— Ты хочешь, чтобы я прочитал все?

— Только текст.

— Как хочешь, — тот прочистил горло, — минутку, пожалуйста, мне надо перевести...

— “Дорогой Ганс, прошло много времени с тех пор, как мы последний раз писали друг другу. Надо бы нам время от времени встречаться.

У меня для тебя есть работа. Один молодой человек ослеп, и я в огромном долгу перед ним. Я хотел бы приобрести для него одну из твоих собак. Молодую. Я знаю, что ты специализируешься на черных суках, которых выращивают в твоих питомниках. Не обязательно, чтобы она была самая лучшая. Скажи мне, что тебе требуется для ее обучения. Я помню, что тебе нужно много чего, обширный список.

Что касается оплаты: назови сумму и я заплачу в полтора раза больше.

Также можешь полагаться на мою поддержку, моральную и финансовую, сейчас и в будущем, и не только в этом вопросе, но и во всех других. Если ты в чем-то нуждаешься, дай мне знать об этом сейчас. Кажется, я не протяну долго из-за этой чертовой бомбы. Но в настоящее время я нахожусь только на расстоянии телефонного звонка.

Твой добрый старый друг..."

Медленно и задумчиво Гаррисон забрал письмо.

Они молча пили, пока Гаррисон не заговорил:

— А разве у Вики нет одной из таких собак?

— Техника Хольцера — его методы обучения — совершенствовалась последние шесть-семь лет. А фройлен Малер задолго до этого победила свое увечье, — ответил Кених.

— Победила слепоту?

— Она приспособилась к обстоятельствам. К тому же, будем смотреть правде в глаза, она интересна для полковника только как дочь его друга и не более. Это не тот интерес, который он испытывает к тебе.

Вдруг Гаррисон забеспокоился. Теперь он чувствовал себя как человек, который пришел в себя после транса. Действительность обрушилась на него, как белая вспышка, взорвавшая его сознание. Время уходило. Время Вики. Он неуклюже слез с табурета и повернулся к Кениху, подбирая слова, чтобы объяснить, что он почувствовал. Но это выглядело как приступ паники перед слепотой.

Кених понял, и ему не нужны были слова. Все было так, как он и предполагал: вера растекалась по Гаррисону со сверхъестественной быстротой.

— Спокойной ночи, Ричард, — произнес этот грузный человек за стойкой бара.

— Да. Спокойной ночи, — ответил Гаррисон и вышел.

— Ричард, — прошептала ему Вики в самое ухо, когда они лежали в объятиях друг друга, — мне страшно.

— Мне тоже, — сказал он.

— Мне страшно, потому что ты был так нежен, — пояснила она. — Может быть, это значит, что ты что-то знаешь?

— Все, кроме... — он прижал ее крепче, — ., кроме ответов.

— Мои ответы придут завтра, — сказала она. — Рано утром.

— Я знаю, — ответил Гаррисон. — Я перекрещу пальцы, чтобы было все хорошо. — Ты умрешь! — произнес голос в его мозгу.

— Ричард, ты дрожишь!

— Что-то холодно стало.

— Погрейся во мне.

— Не умирай. Вики! — кричал он молча. — Я могу заниматься с тобой любовью, да, но не осмеливаюсь полюбить тебя. Потому что ты умрешь.

— МАЛЕНЬКАЯ СМЕРТЬ, — произнесла она, перебирая короткие жесткие волосы на его затылке.

— Что! — хрипло спросил Гаррисон.

— Но ведь ты так простудишься? Похоже, тебя лихорадит.

— Что ты сейчас сказала?

— А, это. По-моему, старая французская поговорка. Они называют любовь, особенно в момент оргазма, маленькой смертью. И я хочу почувствовать, как ты ненадолго умрешь во мне.

Ее рука потянулась к Гаррисону, и он молил, чтобы силы восстановились; удивительно, но когда она коснулась его плоти, она была крепка и полна жизни. Вики позволила ей расти дальше. Склонив голову к груди Гаррисона, она поцеловала его левый сосок. Затем она выгнулась и ловко ввела член в себя.

Маленькая Смерть...

— Томас, разве мы не будем наблюдать за ними? — спросила Мина. Она находилась в комнате Шредера. Ее рука потянулась к выключателю экрана телевизора.

— Оставь их в покое, сегодня мы будет заниматься моим удовлетворением!

— Ты думаешь, они больше помешают, чем вдохновят?

— По-моему, я уже сказал тебе, ответил он грубо, — созерцание эротических сцен не доставляет мне наслаждения. К тому же, у них есть право на личную жизнь.

— Личную жизнь? И это говорит Томас Шредер?

— Что? — он сердито повернулся к ней. — Мина, ты.., ты слишком много на себя берешь! Наверное, скоро придется подыскать тебе другого хозяина.

Ее рука взметнулась ко рту. Мгновение в ее глазах стояли слезы. Шредер увидел их и смягчился.

— Мина, я устал, а когда я усталый, от меня искры летят как от полена в костре. К тому же, мне осталось очень мало времени. С тобой всегда было приятно заниматься любовью, но я не хочу, чтобы ты была у моего смертного одра. Это все, что я имел в виду. Ты не должна работать у умирающего старика. Сегодня это будет в последний раз.