– Сына, - пробует на вкус это слово и кривит лицо. – Бастарда, а не сына! Выродка от любовницы. Он тебе – никто. Законного наследника должна была родить я.

– Не слушай её, - глажу Кирилла по голове, чтобы скрыть от неё слова, которые нашёптываю ему. – Насчёт три я поставлю тебя на пол, закрой уши и беги к выходу.

– О чём вы шепчетесь?! – она выравнивает пистолет, направляя на уровень наших лиц.
– Я буду стрелять, даже не сомневайся!

– Если понял – кивни, - говорю Кириллу, и он робко кивает. – Раз. Два.

– Адаров, я клянусь, мне нечего терять!

– Три.

Опускаю сына на пол и совершаю бросок в сторону Роговой. Слышу, как сын убегает, и испытываю мгновенное облегчение.

Хватаю её руку через секунду после того, как она жмёт на спусковой крючок и совершает выстрел, о котором предупреждала. Раздаётся оглушающий хлопок, у меня звенит в ушах. Алиса сама не ожидала, какой мощью обладает пистолет, и теперь от силы отдачи, пошатывается.

Пользуюсь тем, что теряет ориентацию в пространстве. Сжимаю и выкручиваю женское запястье, чтобы она выронила пистолет.

Как только он падает на стол, отметаю его в сторону. Рогова понимает, что проиграла и начинает сопротивляться. В ответ наваливаюсь не беснующуюся всем весом. Придавливаю её к столу. Она орёт, дёргается и плачет, стуча кулаками по всему, до чего достаёт.

Стол и стулья ходят ходуном и царапают паркет, пока я завожу её руки ей же за спину.

– Ненавижу тебя! Ты меня всего лишил! Всего, слышишь! Я заслуживаю лучшего, а оказалась выброшена на обочину этой жизни. И всё из-за тебя, - шипит она, словно пойманный в капкан, бешеный зверь.

– Не двигайся, - рукой ощупываю её живот. – Я так и думал, - с отвращением выплёвываю эти слова.

– Не смей, Демид! Убери руки, не трогай моего…

– Накладного живота?!
– психую и срываю с её талии искусственный живот для беременных. – Я так понимаю, дна нет? Да, Алиса?!

Бросаю кусок поролона на пол и брезгливо отбрасываю его носком обуви. Мерзавку Рогову я больше не держу. Нет смысла.

Полиция уже здесь. Несколько офицеров заходят в помещение и сразу же понимают, что к чему. На неё оперативно надевают наручники и приступают к допросу прямо на месте происшествия.

Я тоже должен остаться, но сначала необходимо убедиться в том, что Кирилл в порядке. Выхожу из дома и тороплюсь к полицейской машине, на заднем сидении которой сидит сын. Рядом с ним женщина, скорее всего психолог или офицер с таким образованием. Они разговаривают.

Распахиваю дверь. Как только Кирилл меня замечает, сразу же бросается на руки. В ответ я прижимаю его к себе и говорю, как сильно его люблю.

Нэлли звоню сразу же. Коротко рассказываю, что произошло, опуская детали про пистолет. Дам ей знать, когда буду рядом.

Она плачет, но старается держаться.

Нам приходится остаться на некоторое время, чтобы ответить на вопросы полиции.

Тезисно и подробно пересказываю им факты, договариваюсь о том, чтобы оставшиеся вопросы ко мне или сыну нам задали в другой день. Сейчас нам пора домой.

Дети – удивительные создания. Смотрю на Кирилла и отмечаю, как он весело запрыгивает в машину, словно никакой беды не случилось.

Я не дам этому происшествию оставить на нём шрам. У него будет вся необходимая поддержка, психологическая в первую очередь.

Он ни в чём не виноват.

Уже в машине, на полпути домой он тянется к коврику переднего пассажирского сидения и что-то поднимает. Не отвлекаясь от дороги, спрашиваю:

– Что там?

– Коробочка. Чёрная.

М-да. Нахватало ещё закончить этот день тем, чтобы потерять ту самую «причину», из-за которой я пригласил Нэлли в ресторан.

– Это я обронил. Положи в бардачок, пожалуйста.

– Что в коробочке? – хитро уточняет Кирилл после того, как исполняет мою просьбу.

– Подарок для твоей мамы, - подмигиваю ему. – Сюрприз.

– Понял, - по-взрослому кивает он. – Ты его сегодня купил? Я у тебя в машине был вчера и ничего на полу не заметил.

Усмехаюсь судьбе этого «подарка».

Я купил его для Нэлли семь лет назад.

– Мама!

Зовёт меня Кирилл, когда я стою к воротам спиной и говорю с мамой, пытаясь утешить.

Разворачиваюсь и не думая больше ни о чём, бегу к нему, а обняв ощупываю, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.

– Родной мой, - целую его, прижимаю к себе и изо всех сил стараюсь не плакать. – Любимый мой!