— Стоп, — сказал Кондратьев, осознав, что болтливого Эдика снова понесло. — Предположения у меня есть. Знаю даже две самые вероятные кандидатуры. Генерал Солодухин и полковник Мюллер.

— Кто же из них лучше?

— Солодухин — милейший человек. Я работал с ним в секторе Арктура, когда только начинал карьеру. Он и торговлю разрешит, и каторжников притеснять сильно не будет. Одно обидно — его всё же собираются спровадить на пенсию. А Мюллера продвигают из самого министерства юстиции. Связи у него там большие. Он может добиться увеличения контингента охраны — и тогда уж так гайки закрутит, что всем четвертый барак сказкой покажется.

— Доктор, — в комнату ворвался Дылда с пачкой печенья в руке, — его кушать нельзя. Я чуть зубы себе не поломал!

— Да?! — искренне развеселился Матвей Игнатьевич. — Забыл предупредить. Оно не совсем свежее. Ладно, душа моя, поройся в шкафчике. Там найдешь пару пряников. Привезли прямиком из Тулы.

— А они это… Ну, в смысле, нормальные? Вкусные? Мягкие?

— Конечно, нормальные, — возмутился Кондратьев, — иди-иди, дай нам дела обсудить.

— С этим Мюллером вы незнакомы? — поинтересовался Рука.

— Нет, с Мюллером я лично не знаком. Более того, с ним не знакомы и другие значимые люди. Причем не знакомы по принципиальным соображениям. И руки ему при встрече не подают… Кстати, как новое приобретение? — Кондратьев покосился на протез. — Удачная модель?

— Нет, — помрачнел Цитрус. — Совсем не умеют делать.

— Ясно, ясно. Я, кажется, уже говорил тебе. И говорю снова. Есть один экспериментальный образец. Лучшие умы нашей организации занимались разработкой.

«Опять начнет намекать на недоступный мне протез, — подумал Эдик, — ну что за мерзкий характер у человека?»

— Но, Эдик, условия остаются всё те же…

— Я помню, — процедил Цитрус сквозь зубы.

— Ну да, они хотят, чтобы человек, который его получит, обладал отличной физической формой и был на свободе. Так что выбить его для заключенного не в моих силах. Уж извини, — Кондратьев откинулся в кресле, наблюдая за реакцией собеседника.

— Как-нибудь обойдусь, — пробормотал Эдик. Ссориться с доктором было чистым безумием. Без его поддержки гораздо сложнее станет вести дела. Приходилось мириться с гадким характером Кондратьева. — Вернемся к Мюллеру, — попросил Цитрус.

— Так вот, этот самый Мюллер, судя по всему, не уважает никого и ничего. К мусонам он относится отвратительно и даже назвал однажды нашу организацию «гнездом экстремизма». В общем, он — мелкая сошка в масштабе организации. Его никто не принимает всерьез. Но для нас с тобой — фигура значимая. И есть у него кое-какие сторонники. К сожалению. Нам придется принимать в расчет его политические взгляды и загадывать наперед, что он может предпринять. Я продумал все в деталях. Если на пост начальника колонии назначают Мюллера, наши действия в этом случае…

За дверью послышался кашель и громкое фырканье, как будто в лаборатории скрывалась лошадь. Эти звуки доктор Кондратьев встретил радостным смехом.

— Тульский завод горьких пряников, — пояснил он, стирая слезы радости, — прямиком к бородавчанскому столу. Мне друзья подарили. Думали, я тут же наброшусь на угощения. Да ведь я, в отличие от твоего друга, читать умею! Ха-ха-ха!

Голова Дылды появилась в дверном проеме.

— Они… они…

— Знаю, знаю, мой необразованный приятель! Прянички на любителя, прямо скажем! А разве ты не из таких любителей?

— Я и перец как-то не очень, — пробормотал Дылда. — А тут, кажется, полынь добавлена.

— И полынь, и много чего еще. Специальные бородавчанские травки. Извини, но больше у меня для тебя ничего нет. Посиди там тихонько, пока мы говорим. Хорошо? Только ничего не трогай. А то у тебя ручищи вон какие. Сломаешь ненароком. И тогда мне придется тебя убить. Ввести смертельную дозу цианида. Или заразить какой-нибудь не очень хорошей болезнью. — Кондратьев хохотнул. — Понял?

— Ладно я водички попью, — пробурчал Дылда, и скрылся.

— Так вот, — продолжил доктор, — на чем я остановился?

— Наши действия в этом случае, — напомнил Эдик.

— Ах да, наши действия в этом случае такие. Посмотрим для начала, как именно будут развиваться события. Что предпримет Мюллер. Станет ли он сотрудничать, принимать в расчет мои связи на воле. Ну, это я о себе. Тебе-то, Цитрус, надеяться особенно не на что.

— Почему?

— Да потому, что ворье Мюллер не любит всей душой. А люди с фамилией «Цитрус», как мне кажется, вызывают у него стойкую антипатию!