Шрифт:
Акио всматривался в разбитый облик старшего брата и вновь желал лишь одного: закрыть глаза и очнуться в аду.
– Слишком многое ты взвалил на собственные плечи, как минимум в смерти нашей семьи виноват не ты, ты… – Акио не успел договорить, Иошихиро поправляя волосы холодно прервал его.
– Акио стал такой же жертвой моей слабости, – он говорил это с абсолютной уверенностью в своих словах.
Слова старшего брата окончательно заглушили гнев в душе, на месте пылающей ярости остался лишь пепел сожаления. Акио пожалел, что так безжалостно надавил на открытую рану в душе брата. С тех пор как он переродился он безумно боялся остаться с Иошихиро наедине, боялся увидеть его пылко ненавидящим, жестоким и надменным, но все оказалось куда хуже, некогда легкий и жизнерадостный, сейчас он стоял абсолютно разбитый и пустой.
Акио неуверенно поднялся и отряхнул колени, опухшие красные глаза немного подрагивали, он устремил на старшего брата глаза полные раскаянья, в голове вновь и вновь вспыхивали подавляемые воспоминания о беззаботной юности и детстве: широко улыбающийся Иошихиро с распущенными кудрями, маленький Макото с любознательным взглядом, игривая улыбка старшей сестры и тепло ее ладоней.
Все это Акио старался забыть, он был недостоин вспоминать их, недостоин даже на долю жалости и любви к себе. Так всегда ему твердили демоны, это он долгие годы внушал сам себе.
Сейчас напротив стоял человек, который должен был ненавидеть и проклинать его, но абсолютно неоправданно все это время нес на себе груз вины, которая подобно паразиту увеличивалась с каждым днем, Иошихиро разрушался и молчал, пустота внутри становилась невыносимой, и он нашел выход в постоянном забытье под алкоголем, так же когда-то сделал отец.
Они стояли напротив друг друга, не отрывая взгляда, для этого разговора слова были не нужны. Два осколка разбитой души вновь сошлись, но острые ребра стекла уже были заточены в разных условиях и как не склеивай в одно – светлой картины уже не выйдет.
Глава 7. Рождение расколотой души.
28 лет назад. Поместье клана Маруяма.
Глава клана сидя за столиком в просторной комнате нервозно перекачивался из стороны в сторону. Стопка бумаг перед ним никак не хотела заканчиваться, но что-либо делать у него не выходило. Все мысли были заняты только одним. Он сбился сколько часов уже прошло, может дней, ожидание с волнением дают просто жуткий результат, а возможно виной всему приличная доза алкоголя, которую он успел употребить за последние сутки.
Он смотрел на свою ладонь, мысли были пустыми, все что посещало его голову, что его наследник появится на свет с минуты на минуту. Этот ребенок очень желанный, конечно у него уже есть дочь, но женщине не передать все дела, другие дети умирали еще в утробе, ну и не стоит забывать, что его первая жена умерла.
Вторую Мудзан выбирал значительно бережней, ни о какой юношеской любви уже не могло быть и речи – важны были происхождение, красота и здоровье. Выбор пал на главное золото семьи, что прославилась на весь мир именитыми писателями. Характером она была своевольна, но свое положение в обществе понимала, поэтому предпочитала молчать и не перечить мужу.
Длинные черные волосы она предпочитала заплетать в тугую косу, лишь спадающие пряди у лица смягчали образ, высокая и стройная, скорее даже угловатая она выглядела как статуя, вырезанная из мрамора: белая кожа, тонкие, слегка розовые губы и миниатюрный нос, скулы были четко очерчены и, казалось бы, ни о какой миловидности не идет и речи, но все меняли глаза. Выразительные, цвета словно цветочного чая, с игриво задранными к верху внешними уголками, было в этом взгляде нечто особенное для Мудзана, не то удивительно изогнутые ресницы, не то родинка в левом глазу, которую никто кроме него не замечал.
Все знали, между ними нет любви, но та самая супружеская нежность и взгляд, которым он смотрел на свою избранницу нельзя было назвать холодным. Ему нравилось после тяжелого дня разговаривать с ней обо всем на свете, Луна была образованной, казалось, ее увлекало всё будь то живопись, езда на лошадях или простой счет, главное она любила этим делиться, рассказы всегда были наполнены живостью и безумной жестикуляцией, что вызывало в Мудзане бесконечный поток нежности.
Но он не любил ее, а она его.
Мысли Мудзана улетели куда-то далеко, в годы юности, даже вдруг начал скучать по первой жене, правда забыл имя. Но это было не важно, главное найти повод для печали, так и сидел, склонившись над столом и стопкой бумаг, как вдруг дверь в зал распахнулась в проеме стояла немолодая женщина с уже пробивающей сединой, глаза были наполнены слезами, не то радости, не то печали от чего Мудзан резко подорвался так что стопки бумаг повалились на пол, пронзительный взгляд ударил в слугу от чего ее сердце начало стучать как бешенное, отступив пол шага назад и собрав волю в кулак, она громко произнесла: