Шрифт:
Она вздохнула.
– Выходит, что эта вода целебная? – спросил Несвицкий, ткнув рукой в стакан.
– Не представляете, насколько, – кивнула Вера Тимофеевна. – Если ею обработать раны… Не так, конечно, как вы на Владислава лили, а просто приложить тампон, смоченный водой с корпускулами, то заживают они в считанные дни. Нет воспалений и абсцессов. По ложке внутрь в течение трех дней – и восстанавливаются внутренние органы. Помогает даже в безнадежных, казалось бы, случаях.
– Я не уверен, что смогу опять ее зачаровать.
– А мы попробуем! – предложила Вера Тимофеевна. Она взяла флягу и сходила с ней в кухню. Вернулась с полной, протянула Николаю. – Приступайте!
– Что нужно делать?
– Возьмите ее в руки и представьте человека, которому пытаетесь помочь. Он ранен или болен и нуждается в лечении. Антип Матвеевич перед тем, как чаровать, ходил в палаты и смотрел на пациентов. Настраивался, как говорил нам.
– Попытаюсь.
Николай взял в руки флягу и закрыл глаза. Почему-то ничего не представлялось. Он подумал о жене. Маша долго умирала, рак в ее возрасте убивает долго. Николай Михайлович задействовал все связи, снял со счета накопленные сбережения, покупал лекарства за границей – те, которые советовали медики и о которых сообщали в интернете. Ничего не помогло, врачи лишь развели руками. За такую воду он тогда ничего не пожалел бы… Нет, не выходит. Лицо жены мелькнуло перед взором и пропало. Он вздохнул, и тут внезапно накатило – зримо, ярко… Грохот пулеметов, на камнях под жарким солнцем Пешавара лежит Сергей Стеценко. Из пробитой шеи струйкой брызжет кровь. Николай пытается зажать артерию, кровь пробивается сквозь пальцы, фонтанирует, лицо Сергея на глазах бледнеет и приобретает серый цвет…
– Николай!
Несвицкий медленно открыл глаза. Нет, перед ним был не Афганистан, а знакомая столовая на летней кухне, где он сидит, сжимая в руках флягу. Перед ним стоит хозяйка дома и смотрит на него взволнованно…
– Что с вами было? – спросила Вера Тимофеевна. – Лицо вдруг словно помертвело. Вы что-то вспомнили?
– Смерть друга. Он умер на моих руках.
– Понятно, – она забрала флягу, вытащила пробку, налила воды в пустой стакан, извлеченный из буфета. Подняла его к глазам. – Ого! – воскликнула. – Какой насыщенный раствор! Взгляните!
– Я вам верю, – ответил Николай. – Извините, но мне хотелось бы где-нибудь прилечь. Найдется место?
– Идемте!
Закупорив флягу и положив ее на стол, Вера Тимофеевна отвела Несвицкого в дом, где быстро застелила старенький диван. После чего ушла. Николай разделся, залез под одеяло и тут же отрубился. А хозяйка, вернувшись в летнюю столовую, вновь взяла стакан с водой из фляги, подняла его к лампочке. Затем достала воронку из буфета и аккуратно слила воду во флягу.
– Волхв! – произнесла довольно. – И очень сильный. Степан Андреевич завтра обомлеет.
Выключив в столовой свет, она закрыла двери на замок и зашагала в дом. Флягу забрала с собой…
Подняли его рано. Николай оделся, сходил в уже знакомый малый домик в огороде, ополоснул лицо под умывальником и отправился в столовую. Позавтракали пышными оладьями с густой сметаной, запили это чаем.
– Я вызову машину из больницы, – объявила Вера Тимофеевна. – За волхвом обязательно пришлют.
– Зачем? – пожал плечами Владислав. – Сам отвезу.
– Ты раненый!
– Нормально себя чувствую, мне не мешки грузить.
Вера Тимофеевна слегка поспорила, но быстро сдалась и ушла переодеваться.
– Возьму в больнице у нее конверты, – промолвил Гулый. – У них там есть большие, из коричневой бумаги, для простерилизованных инструментов. Разложу в них деньги и развезу по семьям, если ты не против.
– Нет, – согласился Николай. – А справишься один? Меня, похоже, в оборот возьмут, поэтому не знаю, когда освобожусь. Охрана не нужна? Может, в батальоне попросить? Большие деньги.
– Обойдусь! – махнул рукою Владислав. – Здесь, в поселке, все свои, бандитов нет. К тому ж я на машине. Зашел, отдал, уехал.
– Не напейся только, – сказал Несвицкий. – Могут предложить, чтоб помянул товарищей.
– Сказал же – на машине! – буркнул Владислав. – Я за рулем не пью.
– Действуй! – кивнул Несвицкий…
В столовой он переоделся в одежду, принадлежавшую ушедшему Бойко, оставив только берцы. Ходить в мундире не хотелось, к тому же тот был грязным. Подумав, он вытащил из рюкзака три пачки денег – две купюрами по 100 экю и еще одну по 50. Ровно его доля. Рассовал их по карманам куртки. Под нее надел ремень с трофейным пистолетом. Автомат решил не брать. Он в гражданском – патруль прицепится, а документов нет…
Пока он этим занимался, напарник выгнал автомобиль из гаража. Внешне тот походил на древний «Запорожец» и «Москвич» в одном флаконе. Покрашен кистью в черный цвет – похоже, что не в первый раз.
– Нормальная машина, – успокоил Гулый, заметив взгляд напарника. – Еще в империи собрали. Ей сносу нет. Мотор два раза перебрал, подвеску заменил, и теперь несется, как дурная.
Впечатленный такой характеристикой, Николай полез в салон, где примостился позади. Вера Николаевна села рядом с мужем. Гулый отворил ворота и выгнал крашеную колымагу со двора. Ехали довольно долго. Сначала по поселку, мимо одинаковых домов из шлакоблоков, оштукатуренных и побеленных. Крыши – без фронтонов, четырехскатные. Улицы без твердого покрытия, подсыпанные шлаком. Миновали шахтные строения с высокой башней, над которой крутились огромные колеса.