Александэр боялся простой человеческой мести: отравленной иглы или кинжала. Он не знал, что не вся магия исчезла из мира людей.

Магия сохранилась. Только она перестала даваться в руки смертным.

Выходцы из ада быстро смекнули это и наладили в прoклятом городе Aнгистерне торговлю амулетами, эликсирами и прочими магическими вещами.

Просили недёшево, им тоже труднее давалось теперь даже самое простое колдовство. Но когда сердце плачет о мести — холодного серебра не жалко.

Двадцать диглей отдала Ханна за преображающую магию. Всё, что скопила за зиму, вышивая камзолы для цеховых мастеров.

Она достала и развернула пергамент, шёпотом прочла заклинание, что должно было разбудить спящую в амулете магию. Потом громко произнесла: «Estmodusinrebus» («Всему есть мера»). Эта фраза должна была вернуть ей собственный облик, когда она проведёт рукою перед лицом.

Сожгла пергамент, придерживая за кончик, проглотила пепел.

Развязала кожаные завязки бурдючка и вынула амулет, похожий на тяжёлую склизкую медузу. Поднесла к щеке.

И тут же её зрелое лицо со всё ещё соблазнительными чертами стало молодым и задорным, рыжие волосы побелели, свились в кольца, огрубевшая от солнца кожа стала упругой и нежной.

Её дочь, если бы Александэр не расплатился две зимы назад душой девочки за свои колдовские эксперименты, была бы сейчас такой — светловолосой, гибкой и сильной.

Он долго скрывал от жены своё преступление.

Две зимы назад Ханну едва не сожгла рябиновая горячка, от которой тело пылает и покрывается красными пятнами. Она много дней пролежала в постели, угасая день ото дня.

Когда Сатана сжалился и лихорадка вдруг отпустила, Ханна хватилась дочери.

Но Александэр сказал ей, что не ждал уже выздоровления супруги. Что очень боялся заразы, да и не мог в одиночку воспитывать дочь. Отослал в дорогой пансион в столичной Вирне.

Дочке тогда уже сравнялось пятнадцать, самое время для обучения магии. И Ханна не заподозрила зла.

Весной она была ещё слишком слаба, чтобы ехать на другой конец мира, посмотреть, как устроилась дочь. А летом небо вдруг почернело, и началась ранняя зима, убившая магию.

Вот тогда Ханна и узнала, что Александэр продал дочь Сатане, мечтая стать новым правителем Серединных земель. Он сам проговорился во гневе — страшная цена была заплачена зря.

Мир рухнул. Пали чёрные церкви Сатаны. Столица Серединного мира людей, Вирна, погрузилась в безвластие.

Но трон был мужу обещан. И пришлось ему ехать в маленький городок в горах. Вот в эту самую Йору.

Летом Александэр собрался в дорогу. Велел и Ханне складывать вещи.

Она нашла в себе силы выслушать его молча, сделала вид, что смирилась. А как только муж и господин покинул дом, чтобы разменять золото на серебро, больше подходящее для дальней дороги, написала ему злое письмо и бежала в соседний Лимс.

Бежала, взяв только платья да медяки. Драгоценности и серебро Александэр держал под замком.

До Лимса Ханна добралась в крытой повозке знакомого травника. Будучи госпожой, она часто посещала больницу и собирала для неё лечебные травы, вот и пригодилось знакомство.

Остановилась в гостинице. Наверное, её легко можно было найти, расспрашивая горожан не такого уж большого Лимса, но Александэр привык надеяться на магию. Потеряв её — он словно ослеп.

Месяц проходил за месяцем, а Ханну никто не искал.

Наступили холода. Медь в её кошельке быстро закончилась. Она распродала платья, чтобы платить за гостиницу.

Но нищета не испугала женщину, выросшую без матери и приученную мачехой не только к аристократическим забавам, но и к труду.

Всю зиму она вышивала и шила, зарабатывая на дорогу, а по весне…

Ханна достала маленькое зеркальце, но мало что смогла разглядеть в переменчивом свете двух лун. Да и не для того было это зеркало, так похожее на обычное.

Оказавшись одна в чужом городе, Ханна поначалу опустила руки. Думала, что пропадёт от тоски по дочери, но месть питала её.

А потом повезло и с жильём: Ханна сняла комнату у доброго старого книжника Акрохема. Он и познакомил её с выходцами из ада.

Услыхав поздним вечером, как Ханна рыдает во сне, смешной старичок разбудил её, утёр слёзы сухой ладонью. И послал мальчонку-подмастерья куда-то в ночь.

А под утро в окно постучал толстяк в чёрном плаще с капюшоном. Попросил женщину самолично повторить просьбу, назвал цену. И не обманул.

Ханна погладила упругие щёки, намотала на палец локон. Вот такой могла стать её дочка, кровиночка.