Ей могло бы сравняться сейчас семнадцать, самое время идти замуж для небогатой, но благородной девицы из Ренге.

Шепталась бы с подругами о женихах, выбирала платья, выпрашивала родовое ожерелье из изумрудов — оно так шло к её белой коже.

Проклятая жадность и властолюбие Александэра убили невинное дитя! Ханна не смогла защитить свою единственную кровиночку!

Ну что ж… Любое зло наказуемо. И пусть она погибнет, но отомстит!

Муж всегда называл её безвольной тихоней. Но тот, из ада, сказал, что утром и вечером Александэр взбирается на башню ратуши и с ужасом глядит на дорогу.

Значит, боится, что Ханна найдёт его! Грех гнёт его злую душу, возмездие задевает крылами тревоги!

«Дрожи, Александэр! Теперь ты узнаешь меня настоящую. Я пришла!»

В полночь Ханна спустилась с горы по звериной тропе и быстро пошла вдоль дороги.

Было темно, но дорога и в самом деле оказалась хорошо обихожена — глубокие ямы засыпаны, а крики стражников то и дело неслись через ночь, пугая недобрых людей.

Перед рассветом путница увидела в помутневшей тьме Йору — её высокие стены и мощные ворота из лиственницы.

Первые, центральные ворота были для знатного и торгового люда, к ним вела широкая дорога, посыпанная с вечера чистым песком, вторые ворота предназначались для чёрного люда и для скота. Они назывались Коровьи — с рассветом через них выходило городское стадо.

Из-за ворот уже доносилось коровье мычание, щёлканье кнутов.

И вот в рассветной сырой тишине забухали тяжёлые сапоги стражников, забрякало оружие. Огромные створки бревенчатых ворот заскрипели и поползли в стороны, и в открывшийся проём двинулось сонное стадо.

Ханна прижалась к холодному камню городской стены. Она испугалась, что не сумеет пробраться в город, но потом заметила жмущихся сбоку селянок со свежей зеленью, тоже стремящихся побыстрее попасть на базар.

Центральные ворота ещё не открыли, и стражники не хотели пускать хитрых баб. Селянки вступили с ними в пререкания под продолжающееся мычание и топот скотины.

Ханна, воспользовавшись суматохой, надвинула на лицо капюшон плаща, выставила вперёд корзинку с травами, низко опустила голову и быстро проскользнула в ворота.

Миновав казарму, где ночевали стражники, она перешла улицу по деревянным мосткам. Остановилась, прислушалась.

С базарной площади уже неслись крики продавцов зелени и рыбы, и Ханна зашагала на это разноголосие. За спиной у неё висела сума, в руках корзинка — сойдёт за травницу, успевшую набрать свой товар до росы.

Подул ветер, принося запах падали и противный скрип.

Десять шагов, двадцать… Сердце быстро-быстро стучало от страха.

Занимался рассвет, и Александэр мог заметить её со своей башни. Именно сейчас, пока она здесь чужая и беспомощно глядит на незнакомые улицы и дома, Ханна была особенно уязвима.

Оставалось пересечь ратушную площадь, свернуть к базарной и… Ханна вскрикнула, едва не споткнувшись о полуразложившуюся женскую руку.

Она подняла голову: ветер раскачивал на виселице тело светловолосой женщины.

«Блондинка! Александэр боится похожих на дочь! Неужели у него всё-таки есть сердце?» — Ханна попятилась и почти побежала.

«Звяк-звяк, — донеслось до неё. — Звяк-звяк».

Навстречу из проулка вывернула городская стража. Трое крепких мужчин с палашами и арбалетами и три женщины с повязками на лицах, в длинных плащах с капюшонами и колокольчиками на вышитых поясах.

Звяк-звяк…

«Это за мной! — подумала Ханна. — Он посылает со стражей девок из ковена ведьм! Тех, кто растерял магию, но не злобу! Он ищет меня!»

Ханна повернула назад, но было поздно: стражники заметили её.

— А ну стой!

Женщина замерла, судорожно вцепившись в корзинку, уткнулась глазами в брусчатку ратушной площади.

— Кто такая?! — сердито взревел над ухом стражник в огромных сапогах с отворотами.

О его колено стукнул палаш. Наверное, это был начальник стражи.

«Всё. Сейчас прямо тут и повесят», — подумала Ханна, и мысли её разбежались. Она и не знала, что в ней плещется столько страха, что в пору самой утонуть.

— Я… — пролепетала она. — Я бедная травница из Брааны…

— Побирушка? — Палаш грозно качнулся.

Ханна ещё ниже опустила голову.

— А ну покажи, что у тебя за травы?

Дрожащими руками женщина протянула стражнику корзинку:

— Вот первоцвет от любовной тоски, а вот мать-и-ма…

— От любовной тоски? Да ты ведьма! — взревел стражник, отшвыривая корзинку. И скомандовал: — Взять её!