Я любила каждой частичкой своей тоскующей души и... ждала, каждую ночь ждала уже много-много лет.

И он приходил.

Иногда мы молча смотрели друг на друга, порой пробовали разговаривать, но не словами, а сердцами. Когда становилось трудно только смотреть, мы пытались прикоснуться друг к другу, но наши стремящиеся к объятьям руки касались лишь воздуха и разочарованно падали на колени не в силах преодолеть расстояние и что-то ещё незримое, но очень-очень важное.

– Жизнь моя, любовь моя, услышь меня!
– тихий голос так близко, что я невольно открываю глаза, ещё полные сна.

Очи, обращённые ко мне, полны любви и ласки.

– Я пришёл за тобой, родная, как и обещал. Не могу больше жить без тебя. Ты нужна мне. Очень нужна!
– сколько тоски и боли в словах, в этом страстном призыве. Он отзывается во мне такой же болью и тоской. Не могу пережить его страдание, это выше моих сил.

– Милый друг, я готова пойти за тобой на край света. Забери меня туда, где мы всегда будем вместе!
– откликаюсь я таким же страстным шёпотом.

Протягиваю к нему руку, в тысячный раз силясь дотронуться и зная о безнадёжности этой попытки.

Ладонь моя вдруг ощущает не опостылевшую пустоту, но его живое тепло. Его сильные пальцы сжимают мои в таком сладостном прикосновении, что я почти теряю сознание.

Погружаюсь в забытье, но слышу ещё слова, окрыляющие меня надеждой:

– До завтра, жизнь моя, моя прекрасная Авидара...

***

Я уже проснулась, а сердце всё никак не могло успокоиться.

Этот сон я видела много раз в течение десяти лет, но впервые он был настолько реалистичен и, главное, голос моего ночного гостя только сегодня обрёл звучность.

Раньше лишь изредка до меня доносился его невнятный, заставляющий трепетать сердце шёпот. Этой ночью я услышала его голос, и от волнующего тембра до сих пор мурашки бегали по коже, а сердце ритмично отбивало чечётку.

Даже не сразу осознала смысл слов фантома! Что он хотел мне сказать?

Лежать и раздумывать было некогда - перед работой мне предстояло совершить множество дел. И первостепенное - посмотреть, как себя чувствует свалившийся на мою голову питомец.

В полутёмной прихожей из-под старенького одеяла на меня смотрели два тёмно-голубых настороженных глаза. Но, кроме настороженности, я не заметила в этом взгляде ни капли агрессии или страха, даже вчерашней боли и усталости как не бывало.

Собака несколько минут пристально меня рассматривала, потом медленно поднялась, сделавшись высотой не меньше метра, а в длину все полтора (вчера она не казалась мне такой огромной), и неспешно двинулась в мою сторону.

Мама дорогая! Да я ей на один зуб!

Но нельзя показывать свой страх, никак нельзя, а то потом она мне на голову сядет! Всё-таки хозяйка дома я, а не она, вернее, он. Теперь, когда псина стояла в полный рост, принадлежность к мужскому полу была очевидна.

Историческая встреча произошла в середине коридора. Сначала я была тщательно обнюхана, затем мне лизнули правую руку и вильнули в мою честь хвостом. И сразу стало ясно: бояться нечего - это друг и точка!

И зажили мы вдвоём. Хорошо и дружно. Милый оказался вполне приличным и даже замечательным псом.

Да-да, Милый!

Ни на какую другую кличку он не желал откликаться. Я пробовала разные варианты от демократичного Бобика до аристократичного Арчибальда, но пёс только недовольно порыкивал при произнесении мной разнообразных прозвищ и смотрел недобрым взглядом. Но стоило произнести заветное слово «милый», как он бросался ко мне со всех лап, вилял хвостом и выражал всяческую любовь и преданность.

Пришлось смириться. Милый так Милый. У всех свои причуды, и собаки на них тоже имеют право.

Днём я работала, а вечера мы проводили вместе: ужинали, смотрели телевизор (при этом глаза пса увеличивались до размеров маленькой тарелки), читали, вернее, я читала, а он наблюдал за мной, затем гуляли перед сном и неторопливо укладывались спать. Я на кровати, он около неё на коврике.

Иногда Милый так тяжко вздыхал и ворочался во сне, что мне становилось его жалко, я опускала руку и нежно гладила четвероного друга, пока он не успокаивался.

Так прошло две недели. Я полюбила моего питомца. Мне было с ним так хорошо, что я ни разу не попыталась найти его хозяев и вернуть. То, что Милый домашнее животное, не вызывало сомнений. Он был прекрасно воспитан, знал все собачьи команды и вёл себя примерно и, если этот эпитет применим к собаке, благородно.

Кроме того, у него был ошейник, похожий на тонкую кожаную полоску, украшенную красными и синими стразами. Она представляла собой единое целое и не имела никаких стыков, застёжек и швов.