По моему телу пробежали мурашки, когда я снова вспомнила свою любимую фантазию поздно ночью о его руках на моей коже.

— И что мне нравится, Истон?

Он наклонился немного ближе — так близко, что тепло его тела окутало меня. Провел языком по нижней губе, и его дыхание защекотало мне ухо. Мое сердцебиение участилось между бедер, и я так разгорячена, что не знала, что бы я делала, если бы он действительно прикоснулся ко мне прямо сейчас. Наверное, вспыхнула бы.

— Апельсиновый сок.

Меня окатило холодной водой, и я словила его взгляд.

— Апельсиновый сок?

Он приподнял бровь и отступил назад.

— Ожидал чего-то другого?

— Я… — начала я взволнованно. — Нет. Я не знаю. Кто не любит апельсиновый сок?

— Правильно, апельсиновый сок и вечеринки. Ты действительно знаешь, как слиться с толпой.

Я засмеялась, но тут же проглотила эту улыбку обратно. Это странный и, возможно, самый долгий разговор в нашей жизни. Я чувствовала… Нервозность. Раздражение. Головокружение. Как будто крошечные птички ныряли у меня в животе.

— Ты сегодня ужасно уверен в себе.

— Я всегда уверен в себе, — серьезность его голоса застала меня врасплох. Он прищурился и потер затылок. — Это тебя я все еще пытаюсь разгадать.

Я вздернула подбородок.

— Я думала, ты меня знаешь.

— Лучше, чем ты думаешь. Все равно недостаточно.

В воздухе витала неуверенность. Я мгновение смотрела на него, и он смотрел в ответ. Его волосы стали длинными, касаясь кончиков ушей. Я хотела провести по ним пальцами. Я хотела притвориться, что могла. Мы брат и сестра — кровные или нет. Истон чист, а я девушка, параноидально боящаяся поцарапанного "Мерседеса".

Но на мгновение я позволила себе притвориться.

Я прикусила нижнюю губу, как обычная влюбленная девочка-подросток, и сказала:

— Ну, я думаю, тебе просто нужно продолжать пытаться.

Развернувшись, я уверенно ушла прочь и проверила, что никто не смотрел.

Тогда я сделала это.

Я улыбнулась.

Ева

(Четырнадцать лет)

— О боже мой. Она плачет? — Беверли засмеялась. — Ты плачешь, малышка? Тебе нужна мамочка?

Я шмыгнула носом, мои щеки запылали.

— Просто верни это. Я заработала каждый пенни.

— Ты заработала каждый пенни благодаря мне. Никто бы даже не узнал о тебе, если бы я вообще не пустила тебя на нашу улицу. Никогда не забывай об этом.

— Ты не понимаешь, — мой голос сорвался.

Глупая маленькая девочка. Ты больше не плачешь.

— Мне нужны эти деньги.

Она фыркнула, пересчитывая деньги.

— Ты думаешь, мне и моим девочкам это нужно меньше, чем тебе? Мы что, грязнее? В этом дело?

— Нет, — я покачала головой. — Я не это имею в виду. Просто… По крайней мере, позволь мне оставить достаточно на автобус. Пожалуйста, Беверли.

Она выгнула бровь.

— Пожалуйста?

— Я сделаю все, что угодно.

Пара женщин, задержавшихся на тротуаре, рассмеялись.

Прислонившись к каменной стене с сигаретой в пальцах, Синди кивнула в мою сторону.

— Давай, просто пусти девушку в автобус, Бев.

Запавшие глаза Беверли помрачнели.

— Ты заменяешь Монику или что-то в этом роде? Ты собираешься бросить меня, как бросила она?

Синди отвела взгляд. Затянулась сигаретой.

Отчаяние давило на меня, как будто я в ловушке под рухнувшим зданием. Три недели. Прошло три недели с тех пор, как я слышала музыку. С тех пор, как я чувствовала тепло. Я не протянула бы без этого еще одну ночь.

Беверли сделала шаг ко мне, потом еще один.

Я не вздрогнула.

Она не остановилась, пока ее гниющие зубы не оказались прямо передо мной.

— Ты всегда ускользаешь в ночь. Что такого важного в этой поездке на автобусе? Ты же знаешь, что скучаешь по лучшей работе, не так ли?

Я держала рот на замке. Что бы я ни сказала, у меня были бы неприятности.

— У тебя есть Папочка, о котором я не знаю?

— Что? Нет. Я клянусь.

Ее глаза сузились, и я узнала этот взгляд. Она уже приняла решение.

— Вот что я тебе скажу, принцесса. Ты отказываешься от поездки на автобусе, и я оставляю тебе деньги.

Мое сердце заколотилось о грудную клетку. У меня мало времени. У меня были минуты до прибытия автобуса.

— Ты не можешь этого сделать. Я это заслужила. Я сама решаю, что мне с ними делать.