Мой папа Павел родился 22 февраля 1922 года. Что он был за человек?

Я бы поставила на первое место его организованность. Он был эдакой структурообразующей константой в моей жизни. Папа есть. Папа рядом. На фотках, которые сохранились со времён, которые и не вспомнить, видно, как нам было хорошо вместе: сижу я у него на коленках, а он щекочет меня, и мы оба заливаемся счастливым смехом…

Ещё важные его свойства – образованность и компетентность, систематизированные знания, никакой приблизительности. Но это скорее не папино, а человеческое! Был он человеком проработанным, с позицией, со взглядами, внутренними правилами и убеждениями, с мировоззрением, так сказать.

На мне в пору раннего детства это никак не отражалось, было лишь общее ощущение от папы, что всё идёт как надо и папа к этому хорошему моему состоянию как-то причастен. Все игры, в которые мы с ним играли, были не просто так, а научно-познавательные, ну, конечно, за исключением игр на природе, в мяч или с воланчиком в бадминтон.

Папа мне уже достался «в готовом виде», а что было до меня и где он обтачивался до моего появления, я в тот момент не догадывалась. А было это так. Материальные основы устройства мира – это из Института стали и сплавов плюс житейский опыт, а всё остальное – гуманитарный взгляд на мир и иностранные языки – из Академии внешней торговли.

Был мой папа человеком незаурядным, смелым и, самое главное, обаятельным, это ему в жизни здорово помогало, и, думаю, именно благодаря этому столь редкому и ценному качеству он сделал такую удачную социальную карьеру, более успешную, чем мама. Ему часто везло на людей и на спасительный случай, который тоже приходил в лице порядочных людей. Таланты и способности – это да, но вот к этому ещё такой талант, как социальная успешность.

У меня фантомные воспоминания о том, что чаще он отсутствовал, чем присутствовал, много работал, возвращался поздно, а если были вместе, то не было ни минуты, когда он чем-то не занимался. Вот у него всегда было чем заняться! Даже на пенсии после обеда он читал на немецком, переводил стихи, повторял английский и французский и немного музицировал. Гнал от себя Альцгеймер всеми доступными способами. И ещё он часто мечтал – это так здорово и удивительно.

Как-то спросила его в очередной приезд на дачу зимой: «О чём думаешь, что собираешься делать?» И он мне: «Вот представляю, как будет здорово, вот придёт весна, выйду на поле, возьму косу и буду косить траву!» Я прямо оторопела: «Да где ж то поле, года где ж, тот возраст и здоровье?» А он мне: «Тут, в Алабино, есть заброшенный стадион, туда и пойду за травой». Вот она, его мечта в действии – о силе, о молодости, не о дряхлости.

Уже на пенсии, в солидном возрасте он освоил компьютер в необходимом для работы объёме и даже упрекнул как-то меня: «Что, не хочешь стать моим другом в mail.ru?» Телефонная связь тогда была аховая, жили в разных концах города, как тут пообщаешься? А эти его слова подкосили меня однозначно: папе за восемьдесят, а он волнуется, что я могу безнадёжно отстать от жизни! Не хочет меня видеть неподготовленной к инновациям и новым вызовам. Подтрунивает, подшучивает – кстати, очень действенный метод, без лобового столкновения. Очень отрезвляющая «пощёчина» и, главное, своевременная. Пришлось купить ноутбук, сделать усилие над собой и методом тыка пробиться в его друзья по переписке уже недели через две…

Он одарён был и духовно, и физически, всегда был в хорошей форме, но ещё больше вкладывался в это каждодневным участием, тренировкой и повторением. То они увлекались с мамой теорией Амосова о тысяче движений, то ещё чем-то. Папа для себя выбрал каждодневный тренинг в триста движений. Следил за собой и был увлечён тем, что делал. Переводил стихи с немецкого. Оказывается, и сам писал что-то типа дневника в необычной стихотворной форме. Как он назвал, «Рифмовки разных лет».

Помню, когда он узнал, что назначен советником правительства и скоро надо будет ехать в Алжир, начал готовиться и решил учить французский в пятьдесят пять лет, хотя переводчик для него был запланирован. Делал это рутинно, каждый день прослушивал лингафонный курс, урок за уроком, повторял по написанному и так, мелкими шажочками, продвинулся к пониманию, грамматике и разговору. Ставил себе высокую планку. Всё-таки молодые гибкие мозги – прямой путь к долгожительству и интересу к жизни.

Ко всему этому относительному благополучию нашей жизни, которую застала я как ребёнок, вёл долгий и тернистый путь сельского паренька из Глебово на Волге, который всегда хотел учиться, стремился получить высшее образование и преуспеть в жизни.

Рыбинский авиационный техникум, начало войны, эвакуация и работа на Рыбинском заводе авиационных двигателей в Уфе, поступление в Московский институт стали и сплавов (тут у них с мамой абсолютно как под копирку написанная история, только мама стартовала к самостоятельной жизни с юга, а папа – с севера).

Точка касания и рождения любви – Москва.

Родиться не так просто. Каждый чувствует смутную тревогу и волнение, а то и слабость накануне дня рождения, если только тебя властью хирурга принудительно не вынули за шкирку и не представили этому миру целёхоньким и непуганым! Если только не кесарево сечение.

А тут пришлось потрудиться. Конечно, было давно и не помнится, но событие-то было, никуда не деться. Можно сказать, торопили мою мамочку, кололи и кололи, стимулировали и стимулировали, а меня «выкуривали» с насиженного места! Протискивалась я родовыми путями, упорствовала и сопротивлялась, где-то такое должно было отфиксироваться памятью тела, не могло же пропасть бесследно.