Как же случается так, что только начинается разговор, как ты уже весь во власти этого человека? Внимание приковано, его манера говорить, паузы, тембр голоса, неторопливость, а не горячность, наполненность энергией – тебя слушают. Одно с другим дружит, но не всегда. Очаровательность обаяния хороша с короткого расстояния, почти что вытянутой руки: переглядывание, реплики и реакции. Экран телевизора и кино приблизил героя так, что можно рассмотреть не только пломбы на зубах – шучу, это было раньше, – но и, кажется, вывернул наизнанку героя до колоноскопии. Но это другое.

Юмор и анекдот – это ли не вершина обаяния, своеобразное объятие дружеского расположения? Собрались разные, можно сказать, чужие, а теперь вместе смеёмся, как свои. Харизма потяжелее будет. Долбит глубже и всегда имеет какой-нибудь «-изм». Трудно ей воплотиться без реального приложения, требует она социального и чаще политического простора.

Амбициозна она, требует площадки и адептов. Она более тяжела, её вибрация может подхватить и увлечь!

Обаяние – качество, которое дарят. Харизма властолюбива и требует подчинения. Сошлись вместе и перекрестились – бывает, наверное, и так, но очень редко, у избранных. А вот примеров и не приведу. С кем и с чем ты хочешь быть? Подчиниться или разделить? Эмоции или разум? Наедине или сообща? Парочки вопросов рождаются противоречивые!

Биохимия мне досталась не радостная, а страдательная. А вот так… задумчивость и грусть не сходили с моего лица. Вот бы раньше учёные докопались, что всё не так плохо, а всего-то сдаёшь пару анализов – и нате, кушайте свои правильные метаболики и здоровейте день ото дня! Улыбайтесь, улыбайтесь, пусть вас укачивает на мелких волнах химической адекватности!

Когда человек спокоен, безбрежен, он даже кажется чуть-чуть равнодушным, а всё оттого, что внутри у него химическое благополучие, всё правильно доокислилось и дометаболизировалось, а не застряло на какой-нибудь уксусной кислоте. Это ж я, конечно же, фигурально выражаюсь, может, какая-то другая промежуточная кислота получилась, тартроновая (не знаю, существует ли такая вообще, но звучит отлично). С такой кислотой только с хорошим настроением и можно прожить.

А значит, для общества твои отсутствующие страдания никак не воплотятся во что-то стоящее, увлекательное и яркое. Никаких страданий и… нет великой поэзии, авангардной музыки и искривляющихся линий Герники! А всё только сладкая и уравновешенная жизнь обывателя для себя. Художнику жизни подавай конфликты, страдания и плохое самочувствие. Вот он, удивительный парадокс талантливого искусства. Надрыв, надлом – и загромыхал пробирающим до самых печёнок голос Высоцкого. Такие уходят рано.

Спокойные и рассудительные катят свою ладью медленно, рулят умело. Как правильно? Никто не знает. Нет правильности в непознаваемой жизни. «А теперь выбирайте, выбор за вами. Или придётся стать гением с плохим характером, бывает редко, но кому-то всё ж удаётся. Или просто жить с плохим характером, скрипеть и брюзжать, наводя тоску и раздражение на близких и родных, если такие к тому времени останутся! Или…» Или, о чудо, воспользоваться плодами науки, подправить подгулявшую генетику, зажить более свободно и счастливо. А там и посмотрим… на что способен не гений, а просто счастливый человек.

Приближение к Новому году будоражит воображение. Будущее туманно, прошлое уже состоялось! А что, если его вообразить иным, немного пофантазировать? А что, если было бы? Вот если бы я сейчас была маленькой вновь, какой бы я мечтала стать?

Я могла бы родиться в другом месте, у других родителей, могла бы быть мальчиком, могла бы стать кем-то из пары двойняшек или вообще быть зеркалом для другого близнеца – сидишь в своём теле и видишь, как почти что ты куролесишь рядом. Начинаю выбирать: север – юг, запад – восток? Горы, равнины, острова, побережье у моря, может, какого-нибудь Северного… Лежишь себе в яранге на тёплой шкуре, и пахнет моржовым салом… и никаких тебе бананов в ближайшее время не видать!

Или лежишь в корзине из банановых листьев, нещадно жарит солнце, и всё время хочется пить. Сквозь москитную сетку пробираются к тебе всякие голодные насекомые, они тоже хотят быть и кушать им подавай всегда. «Ж-ж-ж» надвигается на тебя и кусает, и ты во всю мощь неисполненного желания вопишь трубно, надеешься, что на твой клич придёт она, волшебница с приятным родным запахом, и отгонит этого «ж-ж-ж», успокоит тебя и даст попить. Грань между сном и бодрствованием стирается, перекусил вовремя и опять на боковую.

Шорохи, звуки, свисты и завывания как приятное музыкальное оформление, свет и тень, могу пока только различать переходы от одного к другому. И волна – меня потряхивают и раскачивают, тренируют вестибулярный аппарат, готовят к будущему прямохождению. Но об этом я могу только догадываться, пока чаще горизонт и реже вертикаль, и из этого положения дрыганье ручками и ножками, пока не спеленали. Я пока объект: меня несут, меня кладут, меня кормят. Я улыбаюсь и ору, я открываю и закрываю глазки, я чмокаю губами и сонливо морщусь. Словом, я ещё пока сам-сама не знаю где. В очередной раз что-то большое нависает тенью, далековато, запаха ещё не чувствую, на всякий случай улыбаюсь… как бы чего не вышло? Со-ображать не хочется, точнее, пока не можется, образы не наросли.

Мир простой, как ромашка в поле.

Ну что, будем развешивать ярлыки, как новогодние игрушки. Украсим дерево жизни, развесим бирочки по местам, а то как же иначе принять свой, да и пережить чужой успех?

Трудно, я вам скажу, быть молодым! Столько сопроводительных вводных! Сначала родители от тебя ожидают, часто вовсе не того, к чему у тебя есть склонность, а вот есть ли она вообще, эта склонность, и к чему, как её искать-найти, если ожидают они чаще всего своего, недоделанного! Ожидают, обольщают, дрессируют, направляют, готовят тебя в каждой семье по своему собственному рецепту, шпигуют и начиняют всем подряд – своими амбициями, страхами, ложными представлениями и поучениями. Ну кто скажет, что этот получившийся пирожок – вкусняшка? Только любящий родитель, с этим везёт не каждому; или непредвзятый человек, потому что ему всё равно, его дело сторона; или ещё более редкий экземпляр, так сказать, из той же или похожей песочницы, начинённый похожим ливером. Дальше – больше: подключаются другие, ещё менее доброжелательные взрослые – учителя. Конечно, вас же много, вы расходный для них материал, как текучая река с меняющейся постоянно водой, а их мало, они стоят на месте этаким решетом и вас просеивают по своей прихоти, единственным им известным методом. То, что остаётся после указанной процедуры, пополняется новыми знаниями по экспоненте, мир теряет свою целостность и разбивается на предметы, тоже со своими бирочками. Их мало, они штучные и незабываемые, наши учителя. Запоминаем их навсегда, почти на всю жизнь.