—Тогда я жду.

—Тогда... Извини, мне придётся начать... очень издалека.

И он завёл свой рассказ.

—Не знаю, знакома ли ты с общественным движением, которое уже около полутора веков существует на территории половины нашей планеты. Оно называется "спиритионика". Спиритионика позволяет человеку раскрыть свой потенциал, вернуть яркость жизни и...

—Мне известно, — прервала его Маша, — что на данный момент движение запрещено, и занималось оно в основном завлечением людей в свои ряды и их последующим убийством.

—Внешняя версия такова. Но сейчас я не буду ратовать ни за, ни против движения. Я расскажу о нём, потому что оно имеет непосредственное отношение к теме разговора.

Убийство — это когда один человек согласно своему вредоносному намерению лишает жизни другого. Однако целью практик спиритионики являлось извлечение человеческого существа из его телесной оболочки, поскольку та является его тюрьмой. Такой выход не является смертью — ведь при этом телесная оболочка не умирает и даже не повреждается.

Спиритионика не была первой попыткой такого рода. На Древнем Востоке лидеры духовных практик давным-давно увидели ценность подобного выхода и с помощью медитаций, сосредоточений и различного вида созерцания побуждали своих последователей покидать свои бренные тела и выходить за пределы колеса перерождений. Я прошу прощения за терминологию, но я не являюсь специалистом в этих практиках и могу говорить некорректно.

Однако такие практики плохо приживались на Западе. Причин тому несколько, и одной из них была разница менталитетов. Далеко не каждый европеец мог позволить себе несколько десятков лет на запоминание старинных текстов и медитацию. Да и результат после этого был не гарантирован.

Поэтому в середине двадцатого века философ по имени Вильгельм Гордон, увлекавшийся древними духовными практиками, адаптировал буддийские медитации к европейскому человеку, а заодно нашёл несколько новых способов освобождения человека от его ментальных оков, которые сделали работу более быстрой.

Одним из таким нововведений была парная работа: вместо одинокого сидения в холодной пещере, человеку предлагалось работать в сотрудничестве со специалистом-спиритиоником, который знал толк в проблематике освобождения. Такие специалисты дорогого стоили... Они были, фактически, проводниками человека в мир его мечты, и это не было только красивыми словами! Этих специалистов так и называли — Проводниками.

Специалиста-спиритионика было нелегко обучить, работать с ними было большой честью и удовольствием, и основой успехов каждого последователя спиритионики были именно они — Проводники.

Итак... Я знал одного Проводника лично, она была моей женой. Её звали Виола.

Гектор бросил беглый взгляд на Машу, но та не отреагировала. Она ждала продолжения, и Гектор продолжил.

—Обычно, когда человеческое существо покидает своё разрушенное тело и попадает в новое, он теряет память об ушедшем кусочке жизни и начинает жизнь с чистого листа. Но это не так! Рождается не новое существо, а лишь хорошо забывшее все свои миллионы лет старое!

Мы, спиритионики, которые зашли на семнадцатый уровень, уже не столь забывчивы. Поэтому я помню, что происходило в прошедшей жизни. Меня звали тогда Марком, и я был оболтусом, каких бог не видывал...

Маше стоило огромных усилий не пустить слёзы на свои глаза.

—Я был тогда бас-гитаристом одной никому не известной, однако гастролирующей рок-группы. В семидесятых годах прошлого века мы несколько лет подряд выступали в забегаловках, в которые нас приводила дорога. Нас было четверо, мы были молоды и не особо-то задумывались о будущем.

Было это в Европе, где-то на севере — Германия или Дания. Сочинитель из меня был тогда никакой, басист — немногим лучше, ну и деньги нам давали за выступления соответствующие паре обедов в этой же самой забегаловке.

Однажды мы играли недавно отгремевшую по радио и жутко популярную тогда "Отель Калифорния". В зале было темно и романтично, и мы решили ограничиться балладами. Помню как сейчас: при первых переборах струн соло-гитары Андреаса из-за столов встали две парочки и вышли на маленький свободный пятачок перед сценой танцевать.

А потом вышла ты... Маленькая, чёрненькая как испанка, с острыми глазами и точёной фигуркой, ты одна танцевала, не обращая ни на кого внимания, с закрытыми глазами, отдаваясь волнам музыки. И я помню, как очень тщательно старался играть в такт ударной секции, чтобы не нарушить твою идиллию...

Затем "Отель Калифорния" закончилась, и мы стали играть назаретовскую "Любовь ранит". Ты продолжала танцевать, но глаза открыла. Танцевала и улыбалась — почему-то именно мне. А я, как сущий дурак, улыбался тебе и не мог оторвать от тебя глаз.