Я кивнул, хоть ничего и не понял, и вспомнил, как купец с женой пришли к отцу с просьбой о помощи.

— Какой позор! — бормотал купец. — Ведь ему нет и девятнадцати! Как же мог он, прочитавший множество мудрых книг, поддаться чарам этакой твари?

— В том, чтобы пасть жертвой красы и коварства хули-цзин, нет никакого позора, — отвечал отец. — Даже великий ученый Ван Лай однажды провел три ночи в обществе одной из них, и это не помешало ему занять первое место на Императорских экзаменах. Вашему сыну просто нужно немного помочь.

— Вы должны спасти его, — заговорила супруга купца, кланяясь, точно курица, клюющая рис. — Если об этом прознают, ни одна из свах к нему и близко не подойдет!

Хули-цзин — это духи, демоницы, крадущие сердца людей. Встревожившись, хватит ли мне храбрости столкнуться с одной из них лицом к лицу, я задрожал.

Теплая ладонь отца легла на плечо, и от этого стало спокойнее. В другой руке он держал Ласточкин Хвост — меч, выкованный нашим предком, генералом Ло И, тринадцать поколений тому назад. Меч этот нес в себе сотни даосских благословений и отведал крови бессчетного множества демонов.

Набежавшая тучка на миг заслонила луну, и все вокруг окутала тьма.

Когда же луна появилась вновь, я едва сдержал крик.

Там, посреди двора, стояла прекраснейшая из всех женщин, каких я когда-либо видел! Одета она была в изящное платье белого шелка, перехваченное серебряным поясом. Лицо ее было белым, как снег, длинные угольно-черные волосы спускались ниже талии. Я тут же подумал, что она выглядит совсем как великие красавицы времен династии Тан с картин, что артисты бродячей оперы развешивали вокруг подмостков.

Она медленно повернулась, оглядываясь вокруг. Глаза ее блестели в лунном свете, словно два озерца, подернутых легкой рябью.

Но больше всего меня удивила печаль на ее лице. Внезапно мне сделалось жаль ее и больше всего на свете захотелось заставить ее улыбнуться…

Легкое прикосновение отцовских пальцев к затылку помогло стряхнуть с себя чары. Ведь он предупреждал, какой силой обладают хули-цзин! Щеки мои обдало жаром, сердце стучало в груди, точно кузнечный молот. Отведя взгляд от лица демонессы, я сосредоточился на ее позе.

Всю эту неделю слуги купца каждую ночь стерегли двор с собаками и не подпускали хули-цзин к жертве. Но сегодня двор был пуст. Она замерла в нерешительности, подозревая ловушку.

Жалобный голос купеческого сына зазвучал громче.

— Сяо-цзюнь! Ты пришла? Ты пришла ко мне?

Девушка повернулась к дому и пошла — нет, поплыла, столь плавными были ее движения! — в сторону дверей в спальню.

Отец выскочил из-за камня и бросился на нее, занося над головой Ласточкин Хвост.

Хули-цзин увернулась от него, словно у нее имелись глаза и на затылке. Не в силах остановиться, отец вонзил меч в прочную дощатую дверь. Клинок с глухим стуком вошел в дерево. Отец рванул меч на себя, но быстро высвободить оружие не сумел.

Девушка бросила на него взгляд, развернулась и направилась к воротам.

— Лян, не стой столбом! — крикнул отец. — Она уходит!

Я побежал к хули-цзин с горшком собачьей мочи в руках. Мне следовало выплеснуть на нее содержимое, чтобы она не смогла оборотиться лисой и сбежать.

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

— Какой храбрый мальчик.

Меня окутал аромат жасмина, цветущего под весенним дождем. Голос ее был, точно сладкая, холодная паста из семян лотоса, его хотелось слушать вечно. Рука опустилась, позабытый горшок закачался у бедра.

— Живей! — крикнул успевший высвободить меч отец.

В отчаянье я закусил губу. Как же мне стать охотником на демонов, если я так легко поддаюсь их чарам? Сняв крышку, я выплеснул содержимое горшка вслед удаляющейся фигуре, но от безумной мысли о том, что пачкать ее белое платье не стоит, рука дрогнула, и прицел оказался неверен. Лишь несколько капель собачьей мочи достигли цели…

Однако этого оказалось довольно. Хули-цзин взвыла, и от этого воя, очень похожего на собачий, только куда более яростного и дикого, волосы на затылке поднялись дыбом. Она развернулась и зарычала, оскалив два ряда острых белых клыков, и я отпрянул назад.

Случилось так, что я обрызгал ее собачьей мочой в самый миг превращения и остановил его на полпути. Женские глаза, безволосая лисья морда, злобно подрагивающие острые уши… А руки сделались лапами с острыми когтями, немедля потянувшимися ко мне.

Демонесса больше не могла говорить, однако ее злобные мысли явственно читались и по глазам.

Мимо, подняв меч для смертельного удара, промчался отец. Хули-цзин развернулась, бросилась к запертым воротам, с разбегу врезалась в них и скрылась за створками, сорванными с петель.