Друг напротив друга сидели родители! Папа, заметно заросший и исхудавший, был прикован длинными цепями к одной из стен. К противоположной приковали маму… Под ее глазами залегли черные тени, а кожа походила на белый мел.

И вдруг она посмотрела наверх, ровно в то место, где парила над ними я! Следом за ней, звякнув цепями, поднял взгляд папа. И некоторое время они просто смотрели в одну точку искрящимися от сдерживаемых слез глазами.

А потом мама шевельнулась, поднялась с холодного пола и сделала пару шагов вперед, прежде чем ее цепи звонко натянулись. Папа повторил те же действия, чтобы оказаться прямо перед ней. Между их лицами оставалось всего несколько сантиметров — словно тот, кто приковал их, нарочно сделал это так, чтобы они видели друг друга, но не могли прикоснуться…

Ужасная пытка!

— Все будет хорошо, — одними губами сказал маме папа, но я услышала.

И меня подбросило вверх, вытолкнуло из камеры и унесло обратно в тело, заставляя пробудиться.

От испуга я тут же вскочила на ноги, и, порывшись в сумке, нашла на дне кинжал.

“Герда, спокойно”, — мягкий голос Йен звучал уж слишком непривычно.

Я крепко сжала рукоять решившего сохранять молчание Грома и в панике оглядывалась по сторонам, ожидая какой-нибудь подставы.

“Йен, что это… было?” — спросила у духа с мольбой.

“Твои родители живы, Герда, — прозвучало в голове. — И мы спасем их. Должны, слышишь?”

На мгновение мир перестал существовать. Смолк треск сверчков, шум реки неподалеку и радостное щебетание ночных птиц — словно меня погрузили с головой в холодную воду.

“Твои родители живы!” — эхом звучала фраза Йен в голове. Они оба живы! Папа… и мама…

Оцепенение сменилось приятным теплом внутри. По телу разлились спокойствие и долгожданное облегчение, заставляя меня шумно выдохнуть.

Хотелось кричать, прыгать от радости, обнять весь мир, но вместо этого из глаз вдруг хлынули горячие слезы, а губы растянулись в счастливой улыбке.

Повинуясь порыву собственного тела, я расслабилась, прикрыла глаза и опустилась на землю. Травинки защекотали ладони, вырывая из груди хриплый смех. Подставив мокрое от слез лицо ветру, почувствовала его теплое касание, ласкающие кожу.

На мгновение представила, что это нежная и горячая рука мамы гладит мои волосы, лицо, шею… Улыбка на лице стала шире и глупее, а я почувствовала себя самой счастливой на свете.

Но хорошее настроение вмиг сменилось плохим.

Они страдали! Каждую минуту, час, день… Все эти двенадцать лет! Молчали, боясь выдать любую мелочь, которая могла бы позволить ведьмам хоть на шаг приблизиться к нам.

— За что… — обессиленно спросила я у Йен и Грома.

Свернулась калачиком прямо на земле, давясь тихими рыданиями.

— За что?! — воскликнула, требуя ответа у всего мира.

Его не было ни у кого.

— Тебе бы к врачу, — тихо заметил брошенный неподалеку Гром.

“А тебе — на металлолом!” — Йен хотела было поругаться с кинжалом, но тот, к ее печали, воплей не слышал.

Зато слышала я, жмурясь от громкого писклявого голоса. Надо же, вредная спутница оказалась не лишена сострадания. Кричала бы еще потише — цены б ей не было.

Слезы высохли — и я поднялась с холодной земли, твердо решив завершить то, за чем пришла.

Поплакать можно и ночью в подушку. Так оно даже удобнее.

Подобрала с земли притихшего Грома и сумку и уверенно подошла к двери дома. Та поддалась довольно легко, скрипя ржавыми петлями. Внутри было довольно темно — и я достала из сумки свечу. На что я надеялась, взяв ее без спичек — не знаю.

“Ты можешь попробовать зажечь ее сама”, — подала голос Йен.

Да, бабушка Ираида пыталась научить меня этому трюку, но магия упорно пряталась внутри в нужный момент.

“У меня не получится”, — вздохнув, грустно сообщила я.

“Я помогу, — с готовностью ответила та, — я — усилитель, помнишь?”

Что ж, попытка теперь имела смысл.

Я уставилась на торчащий из свечи фитиль и постаралась отбросить все посторонние мысли из головы, сосредоточившись лишь на необходимом. Минуту или две не происходило ничего, но вдруг в груди стало разливаться тепло, с каждым мгновением становясь все ярче.

И тут — пых! И свеча несмело зажглась, чтобы спустя секунду уже увереннее разгореться, танцуя на ветру.

— Получилось! — воскликнула радостно, взмахнув Громом в руке.

— Э-э, осторожнее! — в свою очередь прикрикнул тот.

“Молодец”, — довольно похвалила Йен.

И мы втроем вошли в темную прихожую.

Внутри дом был уже не таким привлекательным, как снаружи — разбросанная и сломанная мебель, разбитая посуда, черные следы от боевых заклинаний на стенах… Шурша мусором и стеклом, я осторожно двинулась вглубь дома.