Такая концовка характерна для басен, ведь они, подобно сказкам, суть народные повествования, передаваемые из поколения в поколение. «Очевидно, басня как она есть представляет собой повествование, где персонажи – не обладающие разумом, а иногда и неодушевленные – ради морального наставления читателя наделяются человеческими интересами и страстями и принуждены действовать и говорить соответственно» (Сэмюель Джонсон). Зачастую басням присуще ханжество; они бывают и занимательны, но в любом случае недвусмысленно и прямо утверждают истины морального свойства. В них нет второго плана, они не дают пищи воображению.

Напротив, сказка оставляет решение за нами, и, среди прочего, мы должны понять, хотим ли вообще принять какое-то решение. Мы сами выбираем, захотим ли каким-либо образом связать прочитанное с жизнью или же просто будем наслаждаться фантастическими событиями, о которых говорится в сказке. Наслаждение, испытываемое нами, побуждает нас в подходящую минуту откликнуться на скрытые смыслы, связав их со своим жизненным опытом и состоянием личностного развития на данный момент.

Сравнивая «Трех поросят» с «Муравьем и кузнечиком», можно отчетливо увидеть отличия сказки от басни. Кузнечик, во многом напоминая поросят, да и самого ребенка-читателя, обожает играть и мало беспокоится о будущем. В обоих случаях дитя отождествляет себя с животными (хотя противному муравью может уподобить себя только лицемерный зануда, а волку – только ребенок, нездоровый психически). Но если ребенок увидит себя в образе кузнечика, для него, если верить басне, не остается никакой надежды. Кузнечику, придерживающемуся принципа удовольствия, уготована гибель: он оказывается в ситуации «либо – либо», где сделанный однажды выбор определяет развитие событий раз и навсегда.

Но отождествление с поросятами из сказки формирует представление о развитии, о возможности перехода от принципа удовольствия к принципу реальности, ведь второй, в конце концов, представляет собой не что иное, как модификацию первого. Сказка о трех поросятах содержит намек на изменение, вовсе не исключающее удовольствия: теперь поиск удовлетворения осуществляется с учетом требований реальности. Третий поросенок (он обожает игры, но при этом умен) одолевает волка несколько раз. Это происходит, когда тот трижды пытается выманить поросенка из дома, предлагая ему устроить вылазку туда, где они смогут вволю полакомиться. Волк искушает поросенка, советуя ему украсть брюкву, затем яблоки и наконец отправиться на ярмарку.

Лишь когда эти усилия оказываются тщетны, волк переходит к решительным действиям, чтобы убить поросенка. Но чтобы добраться до него, волк должен проникнуть в дом, и таким образом его противник вновь выигрывает: волк падает через трубу прямо в кипяток и оканчивает свою жизнь в виде вареного мяса, которое съедает поросенок. Так совершается воздаяние: волк проглотил двух поросят и хочет пожрать третьего, но в итоге сам становится пищей для поросенка.

Когда ребенок слушает сказку (при этом его фактически приглашают отождествить себя с кем-то из действующих лиц), он не только обретает надежду – он узнает, что, развивая свой ум, сможет одолеть врага, в том числе такого, который гораздо сильнее его самого.

Поскольку, согласно примитивному (детскому) чувству справедливости, погибает лишь тот, кто совершил нечто по-настоящему плохое, может показаться, что басня запрещает наслаждаться жизнью в хорошие времена (например, летом). Хуже того, муравей в этой басне – отталкивающая фигура. Он не испытывает ни малейшего сострадания к кузнечику, и его-то ребенок должен принять за образец!

Напротив, волк, очевидно, зол: он хочет разрушать. Маленький ребенок различает в самом себе нечто подобное волчьей злости – желание убить. В свою очередь, оно порождает тревогу: вдруг ему грозит та же участь? Итак, образ волка представляет собой выражение, проекцию «плохости» ребенка, и сказка учит, как он может разрешить эту проблему с пользой для себя.

Вылазки, которые старший поросенок устраивает, чтобы добыть еду, не совершая при этом ничего дурного, обычно не привлекают внимания читателей. Тем не менее это важная часть сюжета: она показывает, что между «пожирать» и «есть» существует громадная разница. Ребенок понимает это (пусть и неосознанно) как разницу между принципом удовольствия, исключающим контроль (тот, кто ему следует, стремится сожрать все в один присест, не учитывая последствий), и принципом реальности, в соответствии с которым ты добываешь пищу, руководствуясь разумом. Старший поросенок встает вовремя, чтобы принести лакомства домой до появления волка. Можно ли вообразить себе лучший пример поведения в соответствии с принципом реальности и пользы от него, нежели поступок поросенка, который встает рано поутру, чтобы найти себе вкусную пищу, и тем самым расстраивает планы злого волка?

Обычно в сказках победа достается самому младшему (хотя сначала остальные относятся к нему не без презрения). История, о которой мы ведем речь, отступает от этого образца: старший поросенок превосходит двух младших на всем ее протяжении. Объясняется это, по-видимому, тем, что все поросята малы, то есть не достигли зрелости, как и юный читатель, который по очереди отождествляет себя с каждым из них и благодаря этому задумывается о развитии идентичности. «Три поросенка» – сказка: в ней все кончается хорошо, а волк получает по заслугам.

Когда ребенок читает о том, что бедному кузнечику, не сделавшему ничего плохого, суждено умереть с голоду, он думает: «Так нечестно!» Когда же он читает о наказании волка, его чувство справедливости оказывается удовлетворено. Три поросенка символизируют стадии развития индивида, и потому исчезновение первых двух поросят не травмирует ребенка: он понимает (на бессознательном уровне), что нужно расстаться с прежними формами существования, если мы хотим обрести новые, более совершенные. Беседуя с маленькими детьми об этой сказке, мы видим только их радость по поводу заслуженного наказания волка и победы умного поросенка и никакого огорчения по поводу судьбы его младших братьев. По-видимому, даже маленький ребенок понимает, что эти трое суть три этапа развития одного и того же существа: на это намекает тот факт, что их ответ волку звучит совершенно одинаково: «Нет-нет-нет, клянусь моей щетиной!» Если мы выживаем только посредством достижения более высокой формы идентичности, значит, так и должно быть.