Ведь не мог же?..

Уилл был жив, когда я уходила, это точно. Должно быть, он не приходил в сознание довольно долго и очнулся уже после того, как церковь опустела.

Я помнила, что била в основание черепа, туда, где сходятся магические потоки. Удар в это место был почти безболезненным, но надолго лишал мага сил, буквально «выключал» его, сознание погружалось в темноту так же, как гасла лампа, в которой закончился керосин.

На восстановление требовалось время, чем сильнее маг — тем быстрее он приходил в себя. Уилл был одарен достаточно скромно, так что очнутся должен был к вечеру.

Как раз когда дядюшка вернулся в церковь. Но ведь он не мог же… Не мог?

— Пожму графу Фортескью руку при встрече, — хмыкнул Рейвен, а затем нахмурился. — Прости меня. Нужно было все-таки остаться с тобой в той комнате.

— Ты не мог знать.

Рейвен дернул головой и отвернулся к огню.

— Ты допрашивал проповедника? Почему он… я думаю, он помогал Джейми. Верно?

На бледном лице Рейвена появилась хитрая улыбка. Оказывается, он умел улыбаться так, что шрам, пересекающий щеку, становился почти не видимым.

— Преподобный Саймон, — хмыкнул он. — Здорово же он запудрил мне мозги. Не поверишь, пришлось отпаивать его настойкой мисс Браун, чтобы он заговорил.

— Он…

— Святее проповедника только Всевышний. Хотя нет, Всевышнего упоминать не буду, к нему есть вопросы.

Я нахмурилась, и Рейвен все с той же ухмылкой принялся рассказывать.

Преподобный Саймон родился в Энфорде в семье Смоллов — сейчас они умерли, а их хлипкий дом, стоявший на окраине, развалился. О Смоллах Рейвену мало удалось узнать, он рассказал только, что те подписали контракт с церковью, когда их сыну, которого звали Кевином, не было еще и трех лет.

Сказав это, Рейвен замолчал, и я кивнула. Объяснять здесь ничего было не нужно. Контракты с церковью заключали те, у кого не было денег, или кому… мягко говоря, деньги требовались больше, чем дети или дополнительные рабочие руки после того, как дети подрастут.

По такому контракту церковь уплачивала родителям небольшую сумму денег, что-то около десяти флоринов, а в обмен на это родители обещали отдать во служение Всевышнему ребенка, мальчика, разумеется, когда тому стукнет четырнадцать. Обычно такие дети становились «служками» — прислуживали тем, у кого был духовный сан, оставались на посылках в семинариях или отправлялись в монастыри, где требовались дополнительные руки.

Не рабство, разумеется, церковь не любила это слово. Служение. К тому же, не пожизненное, была возможность освободиться — за особые заслуги.

Теоретически.

Точно сказать можно было одно: своим родителям маленький Кевин был не так уж и нужен, они спешили от него избавиться в обмен на несколько монет.

— Наш преподобный Саймон — вернее, тогда еще он носил имя Кевин, — рассказывал Рейвен, — отличился в Уиллоубруке, куда его отправили служить после семинарии. Еще бы, самое собачье место, где в тот момент уже стаями шастали умертвия. Но проповедник спас целую семью, отвлек на себя внимание. Чуть не умер, НекроС успели вовремя. — Он помолчал. — Семья, которую спас Кевин Смолл, оказалась непростой и носила фамилию Пемброк — одна из младших ветвей рода. Тем не менее, Гарри Пемброк оказался очень благодарным человеком, написал кому надо — и спустя несколько месяцев Кевин, до этого заложник церкви, получил вольную. Естественно, церковь его просто так не отпустила — хотя, вероятно, он сам не захотел бы уходить, — и отправила в Энфорд. Так Кевин получил приход и взял себе имя преподбный Саймон.

Вот как. Выходит, проповедник сделал блестящую карьеру, если это можно так назвать. Что ж, нет ничего удивительного в том, как он боялся созданий Тьмы, если один раз чуть не погиб от рук умертвия. Я была на его месте, когда похоронила родителей, и потому знала, каково это.

Забавно, что именно в родной город вернулся проповедник.

— И в Энфорде его никто не узнал? — спросила я. — Как такое возможно?

Рейвен дернул головой.

— Его семью не очень-то любили. Они жили на отшибе, отец работал трубочистом, а потом ему стало не до работы… как и матери. Судя по сбивчивому рассказу проповедника, он заменял отца лет с восьми, чтобы заработать денег. Сама понимаешь, его чистое лицо видели, я думаю, нечасто. К тому же… десять лет прошло. За десять лет и его успели забыть, и он изменился.

Я задумчиво кивнула, посильнее закуталась в пальто Рейвена. От камина шло ровное тепло, я пригрелась и на мгновение зажмурилась от удовольствия.

Так приятно было больше не мерзнуть!

— И что же? — поторопила я Рейвена, моргая и рывком возвращаясь к теме беседы. — Проповедник вернулся в Энфорд и… решил попросить Тьму… о чем, кстати? Чего ему не хватало?

Рейвен, который стал серьезным, пока рассказывал о прошлом проповедника, вдруг улыбнулся.

— Ты не поверишь, Лиз.

— Во что?

Выдержав паузу, Рейвен уронил:

— Ничего.

Я нахмурилась.

— Что — ничего?

Рейвен ухмыльнулся шире и, наклонившись, кочергой пошевелил поленья в камине.

— Проповедник не делал для того, чтобы призвать Тьму… ничего.

Он замолчал, ожидая моей реакции, глядя на меня хитро и с превосходством.

Я моргнула.

— Подожди. Он признался! И… он был в Клиффсайде, в Уиллоубруке, в Энфорде — во всех этих городах появлялись демоны! Он…

— Подумал о том же, о чем и мы, — довольно кивнул Рейвен. — Что дело — в нем самом. Что Всевышний наказывает его.