— Но самое главное здесь — слово, — продолжила она. — Оно будет вроде как пароль, чтобы открыть твой потаенный ларец. И самое важное, слово должно быть редким. Знаешь, сколько случаев было, когда слова повторялись?

Вопрос, само собой, оказался риторический. Откуда мне быть посвященным в такие тайны?

— Если ты скажешь слово, которое уже создано, да сотворишь форму, то это будет сродни попытке вторгнуться в чужие владения. Кроме того, чужое слово всегда защищено хистом. В лучшем случае — если рубежник равен тебе, то просто тряхнет хорошенько. Пару дней проваляешься. В худшем…

Она не договорила, но стало ясно — ничего хорошего ожидать не приходится. Понятно, слово надо придумать, чтобы ни одна собака даже не догадалась о его существовании.

— Теперь о главном. О Врановом.

Я весь подобрался.

— То, что он вне закона — это хорошо. Ратники воеводы отправятся к нему домой. Только едва ли это даст плоды. Он не глупый. И теперь явно затаился. Вопрос где? Единственный, кто может привести к нему — ты. Вы ведь связаны.

От этого стало совсем не по себе. Я бы и рад был забыть про спиритуса и остальные недопонимания, которые произошли у меня с Врановым, да куда там. Я ведь был ему действительно, как кость в горле.

— Врановой очень злопамятен. И едва ли успокоится, пока не убьет тебя.

— Замечательная новость.

— Но я знаю, что ему нужна одна трава. Для чего — непонятно. Но нужна очень, в этом не сомневайся. Я хотела через подставного рубежника попытаться продать ее ему. А во время сделки убить. Но не успела. Теперь действовать придется хитрее.

Она сказала это «убить» так просто, словно говорила про чистку зубов. Хотя я понимал, что детский лепет кончился. Уж после той схватки, из которой нам всем чудом удалось выбраться. Правда, еще непонятно, с какими потерями. Надо бы лешего навестить.

— Мне важно знать одно. Ты со мной или нет? Теперь мы в своем праве. Но скажи прямо сейчас, глядя мне в глаза. Ты готов убить Вранового? Не дрогнешь ли?

Вот и все, Мотя, игры закончились. Может, и хотел ты бегать по лесам, быть другом всей нечисти, помогать людям и не только. Но всегда приходится делать выбор.

И Инга наконец предстала той, коей и была на самом деле. Опытной и жесткой рубежницей. Ее взгляд прожигал насквозь. Не удивлюсь, если встану, а на кресле дырка. Но я не отвел глаза. Смотрел на нее долго, после чего произнес твердо и четко.

— Я готов.

— Хорошо, еще кое-что. Нам нужен его хист.

— Что значит нужен? Ты хочешь его забрать?

— Да, хочу. Не для себя, конечно.

— Для Наташи?

Инга удивленно посмотрела на меня.

— Она способная девочка, умная, сильная. Но ей еще рано становиться рубежницей, поверь мне. Есть люди, которые дорого дадут за то, чтобы забрать этот хист. И ты будешь очень доволен, если они будут тебе благодарны.

— Разве Врановой отдаст свой хист добровольно?

— Мы сделаем так, чтобы отдал.

— Да куда вы претесь?! — услышал я возмущенный голос Викентия. — Неможно тут находиться. Прочь!

Инга щелкнула пальцами и дверь кабинета распахнулась. И тут же на пол повалилась вся троица. По всей видимости, бес и черт подслушивали, прильнув к замочной скважине. За этим постыдным действием их и застал домовой.

— Стареешь, Викентий, — неодобрительно покачала головой Инга.

— Виноват, хозяйка, — таким затравленным голосом сказал домовой, будто его ждала вечером порка. Хотя, кто знает, может, и ждала.

— Думаю, Матвей, все самое важное с тобой мы обсудили, — поднялась рубежница, давая понять, что разговор закончен. — Завтра встретимся и отправимся к воеводе. Я на поклон, а ты на присягу. Надеюсь, у тебя нет возражений?

— Да какие тут возражения? — пожал плечами я. — Сколько веревочке не виться…

— А на шею петлю все равно накинут, — не сдержался бес.

Правда, тут же стушевался под гневным взглядом Инги.

— Викентий, позови Наташу. Пусть отвезет Матвея с его… зверинцем. Ты домой? — это она уже спросила у меня.

— Нет, надо забрать машину. И еще бы хотелось увидеться с лешим.

— Мой тебе совет, Матвей, старайся не сближаться с нечистью. Другом тебе из них никто не станет.

Я выразительно посмотрел на нее и улыбнулся.

— Только из-за этой нечисти я все еще жив.

Тверская шумела машинами, шелестела листьями деревьев в Новопушкинском сквере, разрывалась на все лады рингтонами возле метро. И это еще летом, когда в столице чужан людей значительно меньше. Многие разъехались по дачам, устремились к Волге, разлетелись по прочей России и миру, наслаждаясь теплом и солнцем.