— Он так же хорош, как и раньше — протянул толстяк было руки к оружию, но то в ту же секунду исчезло. Ушло обратно на слово. — Несколько веков его не видел. Знаете ли, у меня с этой вещицей связано много всего занятного.

— Увольте меня от ваших рассказов. Теперь мне бы хотелось… удостовериться, что вы тот, кто нам нужен.

— И что же, мне именно здесь обратиться? — удивился незнакомец. — И с чего бы начать? Может, с глаз?

Его зрачки на мгновение сверкнули ослепительной желтизной. А после стали очень знакомыми. Затем сгладились скулы, истончились щеки, исчез второй подбородок, нос чуть удлинился и выпрямился. И Даниил нервно сглотнул. Потому что напротив, в облике толстого мужика в бермудах и сандалиях, увидел свое отражение

— Побалую господина Шуйского чебуреком, — сказал незнакомец, взяв жирную выпечку. — Не смотрите так, я тоже навел справки. Знаю и кто вы, и что из себя представляете.

— Достаточно, — дрогнул голос князя.

Агата тревожно кивнула, будто безмолвно прося нечисть закончить своеобразную презентацию способностей.

Перевертыш принял прежний вид быстро. Даниил не успел и глазом моргнуть. Только понимал, что это не его настоящее лицо и тело. Тоже украл или подсмотрел где-то на улице.

— Люди всегда одинаково реагируют на своего двойника, — рассмеялся он. — Теряются, цепенеют. И на важно, чужане это или рубежники. Только в будущем, давайте обойдемся без глупых проверок. Я вам не волколак какой-то.

В этом Шуйский был категорически согласен с незнакомцем. Не волколак. Да и не прочие перевертыши, которые только и умели обращаться в животных. Многие и вовсе не по своему желанию, а исключительно ночью или при луне.

Как и все неведомое, незнакомец пугал Даниила. Природа волколаков проста и легко объяснима. Ими становятся либо по родовому проклятию, если один из родителей принадлежал к перевертышам. Либо после ритуала. Раньше многие рубежники оборачивали слуг в шкуры волков, да под полной луной смешивали чужанскую кровь со своей, говоря нужные слова. Считалось, что иметь свою армию людей-волков — это интересно.

Да только жили подобные перевертыши недолго, хворали, а после смерти обратившего их — часто умирали и сами. Кто-то выживал, кто-то давал потомство, да разве это были те же могучие волколаки, которых не каждый ведун мог победить? Нет, выродилось племя.

Одно Шуйский знал точно — некогда природа создавала перевертышей без всякой помощи рубежников. На Руси водились волколаки, у джапанов лисицы-кицунэ, у шведов люди-олени. Задолго до всяких обрядов. Да и сидящий перед ним был лишним подтверждением этого. Едва ли рубежник мог создать перевертыша, который мог обратиться в любого, в кого захотел.

Единственные, кто обладал похожей способностью — черти. Но для тех оборачивание было забавой. К тому же, распознать изменившегося черта можно, перевертыша — нет. А еще разница была во времени. Перевертыш способен быть другим человеком столько, сколько захочет.

— Итак, вы хотите кого-то убить, — сказал незнакомец, вытирая жирные пальцы о салфетку. — И что-то мне подсказывает, что убить хотите в соседнем княжества. Да так, чтобы на вас не подумали.

— Я не буду говорить, пока мы не заключим договор, — сказал Шуйский. — На кону мое имя.

— Да, вы, рубежники, слишком носитесь с вещами, которые подчас ничего не значат, — кивнул перевертыш. — Но думаю, нам надо прогуляться. Мы здесь уже довольно долго и можем привлекать внимание.

Они выбрались на Большую Бронную, где Даниил вдохнул воздух полной грудью. После духа чебуречной, центр Москвы казался большим садом. Перевертыш неторопливо пошел рядом с Шуйским, а Агате пришлось немного отстать. Не позволяла ширина улицы.

На условиях сошлись быстро — серебро на первое время и артефакт после смерти рубежника. Взамен перевертыш должен был молчать, как рыба. Впрочем, репутация у наемного убийцы оказалась хорошая. Еще ни один клиент прежде не жаловался. Сказать честно, Шуйский был удивлен, ибо рассчитывал на более внушительную сумму, нежели горсть серебра и старый зачарованный клинок. Но наконец они ударили по рукам. Теперь осталось поговорить о самом важном, о задании, но перевертыш неожиданно остановился.

— Вот что вы видите здесь, Даниил Маркович?

— Усадьба Яковлева, — ответил Шуйский.

— О, приятно разговаривать с образованным человеком, — искренне удивился убийца. — А вы знаете, что там сейчас внутри?

— Нет, — покачал головой рубежник.

— Вот это, Даниил Маркович, очень плохо. Отсутствие любопытства, в том числе, убивает в нас тягу к жизни. А вот нам с вами, как существам, которые живут довольно долго, эту тягу надо поддерживать всеми силами. Там литературный институт. Единственный в России.

Шуйский скривился. Он не понимал, к чему ведет перевертыш. Тот же продолжал разливаться соловьем:

— Лучшие умы, цвет нации, наше будущее. Ведь так?

Толстяк заговорщицки подмигнул Шуйскому. Будто ожидая одобрения.

— Наверное, — пожал плечами Даниил.

— На самом деле нет, — перестал улыбаться перевертыш. — Большинство благополучно закончит его и больше с этой самой литературой не свяжется. Кому повезет — продолжат работать журналистами. Если очень повезет — редакторами. И лишь единицы поэтами или прозаиками. Выпустят пару книжек, тиражом в пятьсот экземпляров, войдут в союз писателей и станут заниматься никому не нужной херней.