Таким образом, Крымская кампания и события польского восстания 1863 г. послужили заметному росту интереса А.И. Герцена и Н.П. Огарева к российской армии как потенциальному участнику освободительной борьбы. Военные стали рассматриваться заметной социальной силой в народном сопротивлении. В общественно-политической публицистике того времени А.И. Герцен и Н.П. Огарев постоянно указывали на армию как на носителя протестных настроений, а впоследствии - активного участника борьбы против самодержавия: «Мы с такой теплой надеждой смотрим на молодое поколение военных» [107] ;

Дмитрий Иванович Писарев

«во главе движения русского становятся офицеры, они рвутся к деятельности: им стала невыносима польская кровь на их мундирах, кровь русского крестьянина их жжет» [108] ; «ближайшее будущее России ни от кого столько не зависит, как от офицеров и от их союза с солдатами» [109] . А.И. Герцен и Н.П. Огарев предвосхитили оппозиционный потенциал армии, заложили в отечественной революционно-демократической мысли убеждение о ключевой роли военных в борьбе против царского правительства.

Наряду с проблемой участия армии в будущей революции, внимание А.И. Герцена и Н.П. Огарева привлекали вопросы национальной обороны, положения профессиональных военных в системе общественных отношений. Нередко в своих публицистических работах они обращались к состоянию императорского войска, способности военных решать задачи, выдвигаемые политической властью. Царская армия рассматривалась как устаревший социальный институт, основанный на тотальном подчинении нижних чинов начальству: «Какое варварское и безжалостное устройство военной службы в России, с ее чудовищным сроком! Личность человека у нас везде принесена на жертву без малейшей пощады, без всякого воз-награждения» [110] . Ее назначение демократы видели в защите интересов высших слоев общества: территориальных захватах и подавлении народных протестов. Схожие мысли принадлежат многим последователям А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Д.И. Писарев называл армию в России «орудием» правительства, существующим за счет «уродства и забивания несколько тысяч молодых, сильных, способных людей» [111] . П.А. Мартьянов писал: «Рекрутчина - жертвоприношение со стороны народа государству, насильственное требуемое и потребляемое в страшной пропорции» [112] .В одном из писем, отправленных в редакцию «Колокола», говорилось: «Сокращение и действительное изменение рекрутской повинности - народ вместе с освобождением сказал бы спасибо» [113] . Так, в отечественной демократической мысли оформляется точка зрения о несоответствии российского воинского уклада идеалам справедливого общественного строя: «Мундир вообще вещь превредная, он отделяет человека от других» [114] .

Ярким примером «варварского и безжалостного устройства» армии для А.И. Герцена и Н.П. Огарева были военные поселения. В публицистике они называли их «ужасной историей» [115] , «трагической запутанностью» [116] . В частности, А.И. Герцен, рассуждая о протестных настроениях в российской армии, приводил в пример восстание военных поселений Старой Руссы. Разбирая данное событие, он отмечал недовольство офицеров и солдат мерами правительства, а также большие возможности боевого союза войска и крестьян в борьбе против самодержавия [117] .

Демократы видели нечто общее в положении армии и православной церкви в государственной системе царской России. Так, А.И. Герцен отмечал, что в руках правительства стали орудиями военный и священник, которых объединяет общий принцип: «Повинуйся властям и стреляй в твоего ближнего». «Церковь примирилась с солдатом» в утверждении убийств как «священной цели», - заключает мыслитель [118] . В дальнейшем российские радикалы обвиняли церковно-охранительную идеологию именно в одобрении войны как средства решения межнациональных и межконфессиональных проблем.

Неприятие устройства армии, казарменных нравов отразилось на отношении А.И. Герцена к желанному образу борца за свободу. Например, он высоко ценил лидера итальянских повстанцев Дж. Гарибальди. Обращаясь к его биографии, А.И. Герцен заявлял, что успешный революционер не должен быть тесно связан с военной средой, быть на службе у правительства. Он особенно подчеркивал слова Дж. Гарибальди: «Я не солдат... и не люблю солдатского ремесла. Я работник, происхожу от работников и горжусь этим» [119] .

Поражения России в Крымской кампании и ожидания преобразований в военной сфере сделали актуальными идеи А.И. Герцена и Н.П. Огарева об армейском порядке, соответствующем новому общественному строю. В своем «плане действий» Н.П. Огарев останавливался на мерах по реформированию отечественной военной системы, которые отвечали надеждам прогрессивной общественности - отмене рекрутских наборов, введении всеобщей воинской повинности и сокращении срока постоянной службы. По мысли Н.П. Огарева, «определенное число здоровых людей от 20 - до 30-летнего возраста, без различия сословий, поступало бы в войско сроком на шесть месяцев», после чего «возвращалось домой к обычным занятиям». «Это приучило бы все народонаселение к военному ремеслу и никого не стеснило бы». Особо Н.П. Огарев делал акцент на необходимости отмены телесных наказаний и снижения значения парадной стороны службы, что звучало особенно злободневно, учитывая порядки в армии при Николае I [120] .

В письме Н.В. Шелгунову А.И. Герцен более детально изложил свой подход к организации вооруженных сил будущей России: «Я рассчитываю так, что каждый холостой с 17 лет должен выучиться военному ремеслу в продолжение 6 месяцев без всякой особой солдатской одежды, кроме дружинных значков; таким образом, он будет одет на свой счет, а содержан на счет волости, где его maestro будет обучать строю и стрельбе в цель. Оружье от государства. А постоянная регулярная армия, 1000 человек на мильон душ, сведет число постоянного войска на 50 или 60 тысяч, откуда будут взяты учители для дружин и артиллерия; это войско наемное из охотников. Рассчитав, сколько это даст военной силы вообще и как мало будет стоить, очевидно будет превосходство и народность такого устройства против существующего» [121] .