Будучи профессором в области договорного права и имея степень магистра психологии, я не удивляюсь тому, что людей сильно беспокоит проблема обмана и предательства. Одна из сторон в споре по договорам, как правило, представлена людьми, которые стали жертвами обмана или по меньшей мере чувствуют себя таковыми, когда сделка срывается.

Однако интерес к попавшим впросак возник у меня в связи с другим аспектом моей профессиональной деятельности. В 2005 году я окончила юридический факультет, но решила, что не буду сдавать квалификационный экзамен и заниматься юридической практикой. Еще в годы учебы на юридическом факультете я стала задумываться о том, насколько формально люди относятся к своим законным правам и обязанностям. Поэтому вместо того, чтобы начать работать по специальности, я предпочла остаться в университете еще на три года и защитилась на степень доктора философии по экспериментальной психологии. Больше всего меня интересовали те решения, которые заставляли людей соблюдать закон – но при этом противоречили их нравственным убеждениям. Каким образом решаются такие проблемы и как чувствует себя человек, приняв такое решение?

Одна из наиболее часто обсуждаемых тем во время учебы на юридическом факультете касалась того, что нарушившие договор не считаются правонарушителями. Рассмотрение философских, правовых и экономических аспектов договора редко выявляет нарушения с этической точки зрения. Подобный бесстрастный взгляд на вещи вполне типичен для выпускников юридических факультетов, однако я не знаю ни одного неюриста, который бы относился к заключаемым им договорам столь же безучастно. Для большинства людей нарушить договор – значит нарушить обещание, а это вопрос этики. Различие в толковании нарушения договора с точки зрения права и этики, на которое я обратила внимание, стало предметом моего исследования, а постепенно и основой моей научной карьеры, которая началась с вопроса: «Как вы относитесь к нарушению договора?» [4]

Я стала рассылать придуманные тексты договоров в различные базы опросов, онлайн-интервьюерам и студентам юридических факультетов, а иногда сама проводила опрос среди студентов и преподавателей университета. Опрашиваемым обычно предлагался вымышленный сюжет, в котором персонаж по имени Боб должен по условиям договора отполировать полы или выполнить другую работу аналогичного характера и ему предстоит решить, может ли он нарушить этот договор, если получит более выгодное предложение от другого заказчика. Вопрос звучал так: если Боб нарушит договор до получения денег, какую сумму вправе взыскать с него суд в пользу заказчика в качестве компенсации за нарушение договора?

Начнем с того, что многие полагали, будто Боб должен заплатить приличную сумму. Иногда в строке для ответа стояло целое число с огромным количеством нулей после, то есть Бобу предстояло заплатить просто космические деньги за невыполнение договора по полировке полов в каком-то многоквартирном доме. В итоге опрашиваемые требовали не только денежной компенсации для потерпевшего, но и справедливого наказания для нарушителя; они оценивали денежные убытки намного выше, чем предусматривает судебная практика [5] .

Порой я получала весьма развернутые отклики. В конце каждой анкеты было место для дополнительных комментариев и вопросов, так как комментарии и вопросы интересовали меня больше всего. Я специально оставляла свободное место, чтобы люди могли пожаловаться на проблемы с интернет-соединением или уточнить содержание некоторых вопросов. Вместо этого значительная часть респондентов писала полные гнева комментарии, выражая возмущение по поводу самой идеи нарушения договора. В этих пространных рассуждениях встречалось следующее: «Вот что сегодня губит Америку. Прежде уговор был дороже денег, а теперь люди перестали уважать друг друга» или «Боб ПРЕДАЕТ своих клиентов». Обилие прописных букв невольно обращало на себя внимание.

Нарушение договора было воспринято как мошенничество, а мошенник должен платить за свои махинации. В анкету я включила унылый параграф о том, что вся ситуация с полировкой полов была, разумеется, вымышленной, и тем острее я почувствовала силу обрушившейся на меня волны негодования. Вместе с тем я с волнением обнаружила, что мне удалось нащупать кое-что интересное.

Впрочем, как это часто бывает в научных исследованиях, подойдя к чему-то важному, вдруг понимаешь, что это не ново. Психология всеми презираемой жертвы обмана – излюбленная тема многих, среди которых значительное место занимает Ирвинг Гофман, один из наиболее известных исследователей социального поведения ХХ века. Гофман выстроил целую теорию на основе простой идеи: люди плохо относятся к разрушению межличностных связей – и, когда они понимают, что имеют дело с мошенником, это действует на них разрушительно.

Гофмана вряд ли можно назвать признанным авторитетом в психологии, поскольку он прежде всего социолог, и его теория возникла главным образом благодаря интересу к театру. Истоки его «драматургической модели социальной жизни» [6] берут начало в детстве, когда он много общался с актерами любительского театра в Манитобе, Канада. На протяжении всей академической карьеры Гофмана занимала мысль о том, на что готовы пойти люди, чтобы не попасть в неловкое положение и не испортить сцену спектакля, перепутав реплику. При этом он отмечал, как стремление сгладить социальную динамику делает людей легкой добычей. Их легко уговорить, и они предпочитают вежливо кивнуть в знак согласия вместо того, чтобы лишний раз переспросить; и вот они уже делают пожертвования в пользу фиктивного благотворительного фонда или вкладываются в сомнительный таймшер [7] . В 1952 году, еще обучаясь в магистратуре, он опубликовал небольшую работу о жертвах обмана с хлестким названием «Как привести жертву в чувство. Некоторые аспекты адаптации к неудаче» (On Cooling the Mark out; Some Aspects of Adaptation to Failure) [8] .

Автор использует аллегорию, рассказывая историю о последствиях злоупотребления доверием, в которой действуют три условных персонажа: махинатор, жертва и тот, кто дает жертве остыть, то есть приводит ее в чувство. Махинатор выбирает жертву, сделка расстраивается – что же дальше? «В случае преступного обмана, – так начинается эта статья, – жертва понимает, что ей необходимо адаптироваться к новым условиям, в которых источники социальной гарантии и статуса, ранее воспринимавшиеся как нечто само собой разумеющееся, теперь утрачены» [9] . Суть противоречия, которое видит Гофман, заключается в следующем: люди не любят попадать в неловкие ситуации, оказаться в дураках – стыдно, но в то же время люди по своей природе постоянно оказываются в подобных ситуациях. Надо научиться приспосабливаться, но как?