Страх оказаться в дураках диктует нам, кому можно доверять, а от кого следует держаться подальше. Он заставляет нас всегда помнить о социальной иерархии и контролирует распределение социальных ролей и полномочий. Если рассматривать его как фобию, он по своей природе мало чем отличается от других видов страха. Реакция «бей или беги» может проявляться по-разному. Например, при встрече с медведем я, скорее всего, побегу, однако, в сущности, тот же набор инстинктов определяет реакцию людей, когда они подвергаются риску попасть в руки мошенников. Реакция «бей» (или «дай сдачи») всем понятна, ее можно наблюдать повсюду, от экономических игр до ситуаций с домашним насилием и вооруженных конфликтов. Чувствуя угрозу, потенциальная жертва пытается ответить тем же, чтобы не допустить посягательств на общественный порядок.

Недоумение и возмущение вызывает обратная реакция, когда напуганная жертва мошенника стремится убежать или избежать удара. Это выглядит не так эффектно, но, если я сильно напугана и поэтому не могу довериться или слишком скептически настроена и не готова принять вызов, важно понимать, что любой наш выбор будет иметь серьезные последствия. Отказ вступить в поединок может означать упущенную возможность, нежелание взаимодействовать или неготовность проявить великодушие и сострадание в интересах общества. Эта трусливая тактика отступления влияет на социальную и политическую сферы, будь то здравоохранение, социальное обеспечение или миграционная политика.

Постоянно повторяющиеся здесь термины, которыми принято оперировать в психологии, – мошенник и его жертва, статус, значимость и полномочия, ответственность, избегание – невольно ассоциируются с известными политическими дебатами и заставляют вспомнить культурный нарратив. Посмотрите внимательно на наше общество, и вы повсюду встретите поучительные сюжеты о дураках. В стереотипе жертвы словно в объективе сходятся все составляющие социального понимания пола, в котором желание доминировать и слабость, доверчивость и смекалка распределены неравномерно между мужчинами и женщинами. Этот стереотип также порождает расовые предубеждения, укрепляет социальную иерархию и диктует нам, кому верить, кого бояться, а кого презирать. Наглость и изобретательность мошенников влияет на то, как мы воспринимаем социальный прогресс: обеспечиваем ли мы единые правила игры для всех или проявляем фаворитизм в отношении определенных социальных групп? В свою очередь, растущий страх перед угрозой стать жертвой обмана, исходящей от маргинализированных групп населения, приводит к тому, что те, кто имеет низкий социальный статус, то и дело становятся объектами подозрений и слежки, о чем говорят скрупулезные проверки на получение налоговых каникул, штрафы чернокожим автомобилистам и постоянное видеонаблюдение за складскими рабочими.

И наоборот – что совершенно противоестественно, – некоторые мошеннические схемы отторжения не вызывают, во всяком случае в нашей экономической системе. Мы смотрим сквозь пальцы на многие аферы, ведь все понимают, что в этом мире не обойтись без нечестных сделок. Стоит ли удивляться тому, что, когда такая сделка служит упрочению существующего порядка вещей, мы воспринимаем ее совершенно иначе. Когда для вступления в студенческое братство приходится пройти унизительное и опасное испытание – это дань традиции. Когда основатель Amazon Джефф Безос зарабатывает миллиарды на пандемии, его называют гением. Когда банки придумывают хитрые комиссии за овердрафт – это дело обычное. Противоестественно то, что из страха оказаться в дураках нам вдруг становится неудобно называть эксплуататорские системы своими именами. Если меритократия тоже обман, то кто тогда я?

Стоит ли делиться с окружающими? Стоит ли доверять?

Стоит ли идти на риск? Если задать вопрос о том, какими нравственными установками руководствуются люди в сложных ситуациях, затрагивающих экономические, нравственные и социальные проблемы, они чаще всего будут говорить о целостности. Какой выбор сделать, чтобы сохранить целостность? Это трудная задача, так как целостность складывается из многих составляющих и требует немалых ресурсов. Стоит ли участвовать в благотворительной кампании по борьбе с детской бедностью? Стоит ли одалживать деньги двоюродной сестре? Если есть четкие нравственные ориентиры и семейные обязательства, обстоятельства при этом сложны, а последствия предсказуемы, мы, скорее всего, не получим однозначного ответа. Большинство моральных дилемм отнюдь не исключают вероятность ошибки.

Как правило, нам не составляет труда определить, кто верховодит и кто кого собирается провести. Как и большинство людей, я с первого взгляда могу понять, как будут формироваться социальные роли в любой аудитории (благодаря сорокалетнему опыту работы в области связей с общественностью мне не составляет труда догадаться, кто с первого раза запомнит мое имя или займет для меня место, я легко вычислю, кто нуждается в моем внимании, а кто собирается завладеть им без особых усилий). Как психолог я могу заменить более трудные вопросы более легкими, интуитивно отдавая предпочтение тем, что скорее укрепят мой статус, нежели будут соответствовать моим моральным ценностям. Если у меня просят взаймы, я колеблюсь: не хочу, чтобы кто-то подумал, что меня легко провести. Если у меня просят прощения, я прощаю неохотно: я не хочу, чтобы кто-то воспользовался моей добротой.

Впрочем, все может быть по-другому. Если центральное место в системе ценностей занимают золотое правило нравственности [13] , психологическая уязвимость, нравственный долг, то встреча лицом к лицу с жертвой обмана однозначно способствует укреплению морали. Признавая фактор страха, можно не преувеличивать его роль; это лишь одна из переменных, а не скрытый триггер обреченности и деградации. Мы понимаем, что это сила, направленная против социального прогресса, а значит, можем ослабить ее. Перспектива взаимодействия со страхом стать жертвой обмана открывает широкие возможности для реализации моральной ответственности.

Открытое признание скрытых страхов – доказавшая свою эффективность практика, которая используется в когнитивно-поведенческой терапии, техниках медитации осознанности [14] и даже в экономическом анализе рентабельности. Страх оказаться жертвой обмана имеет аморфную и неясно выраженную природу, он проникает в наши мысли, но не заявляет о себе открыто. Поэтому, когда мы имеем дело со сложными проблемами, трудно найти решение, опираясь на доводы рассудка и логические связи. Иногда проступает более четкий образ, и тогда из какофонии социальных фактов складывается нечто, имеющее определенное социальное звучание. В нем распознается не просто дезорганизующий страх или зарождающееся чувство стыда: на горизонте маячит схема обмана. Что делать, когда она приобретает конкретные очертания, решать нам.