Силка подхватил его обмякшее тело и скрылся вместе с ним в толпе, гудящей точно растревоженный улей. На все это у него ушло не более двух-трех секунд.

Убедившись, что опасность миновала, Крис отвернулся и судорожно ухватился за Дайну. Та почувствовала, какая холодная и мокрая его ладонь.

– Господи, – прошептал он. – После убийства Леннона это происходит вновь и вновь! – Он весь дрожал, и Дайна обняла его за плечи. – Что им нужно от нас? – сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Почему они хотят уничтожить нас?

Дайна помогла ему взойти наверх по винтовой лестнице, обрамленной перилами темно-розового цвета, ступеньки которой вибрировали от оглушительно ревущей музыки. Их дрожь отдавалась подошвам Криса и его спутницы.

Здесь слишком много народу, – пробормотал он. – Дело всегда кончается тем, что мы приглашаем целый свет.

Они уселись в углу возле окна и принялись потягивать «Периньон», урожая 1979 года. Фоторепортеры, похожие на хищных рыбешек, повсюду сопровожающих акул, рыскали по залу и выискивали среди гостей Бьянку Джаггер и Дэвида Боуи, Нормана Мэйлора, приехавшего на западное побережье за материалом для новой книги, и Била Грэма, некогда одного из самых известных импресарио в мире рок-музыки. И все-таки проворные люди с фотокамерами вновь и вновь возвращались туда, где сидела Дайна, пока наконец Крис, смеясь, не прожужжал ей на ухо: «Тай будет зла на тебя. Как впрочем, и Бьянка. Очень зла. Но ты...»

Найл, сидевший слева от Дайны, молчал, уставясь в тарелку, на которой, словно произведение какого-то странного искусства, лежала горка спагетти в окружении дымящихся устриц, находящихся в своих раковинах.

– Найл, – обратилась к нему Дайна. – С тобой все в порядке?

– Гм. – Он откинул голову на прохладную кожаную спинку кресла и закрыл глаза. Только сейчас Дайна обратила внимание на необычную длину его пушистых ресниц. – У меня пусто внутри, словно там все онемело, – сказал он наконец. – Слишком много вечеров, похожих один на другой, сливаются в поток, устремляющийся к бескрайнему морю. Гм-м.

– Зачем ты делаешь это с собой?

– Что?

– Я говорю о кокаине и... прочей дряни.

– О, малышка, если б ты только знала. – Он распахнул глаза и взглянул в упор на Дайну. – Хотя, впрочем, так оно и лучше. Ты еще не зависла, и постарайся не допустить этого. Хм-м-м. Зачем я делаю это? Да за тем, что не осталось ничего другого, что давало бы мне силы выдерживать эту гонку. Моя кровь безнадежно отравлена наркотиками. – Он пожал плечами и улыбнулся. – Ну и что, верно? Теперь на это всем плевать. Да и когда было иначе?

Найл задумчиво вертел перед собой тарелку, осторожно держа ее двумя пальцами, длинными и тонкими, как у хирурга. Он походил на коллекционера, размышляющего, как лучше разместить на полке только что приобретенную статуэтку.

– Это бывает опасно, – продолжал он, – только когда ситуация выходит из-под контроля, и ночь кричит у тебя в голове на тысячу ладов, раздирая тебя на части. А до тех пор, пока этого не произошло, наркотики помогают двигаться дальше. Дальше...

– В таких случаях ситуацию невозможно контролировать, – мягко возразила Дайна. – Никогда. Разве ты сам, Найл, не знаешь этого?

Найл предостерегающе оскалил большие ослепительно белые зубы.

– Перестань учить меня. Жизнь, которой я живу... я выбрал сам. Я выбрал сам все. И музыку, и... жизнь. Все. Все, что у меня есть и когда-либо было.

– Но теперь, когда у тебя есть все, чего ты хочешь...

– А! Все это – дерьмо! Ты разве не знаешь сама? Ха! Верно. Жить – значит быть несчастным. Это и делает мою музыку... тем, чем она является. – Он бросил взгляд на темное, беззвездное небо за окном. – Жизнь похожа на это небо... на то, что там... невидимое. Некоторые вещи всегда остаются непознаваемыми. Всегда. И музыка среди них на первом месте... Это единственное, что придает смысл нашему существованию...

Дайна хотела было ответить, но в этот момент Крис отвлек ее, потянув за руку.

– Вон там Фонда. Теперь твоя очередь представить меня твоим знакомым.

Дайна много пила и почти ничего не ела. Она говорила без остановки, и чем больше она трепалась, тем сильней становилась жажда, мучившая ее. И всякий раз, когда ее бокал с шампанским пустел, рядом оказывался кто-нибудь, кто услужливо наполнял его.

Немного погодя, раздвинув завесу шума, музыки, бесконечной болтовни и глубокомысленных монологов, к Дайне приблизилась Тай.

– Ну как, милочка, – произнесла она хриплым, слегка пугающим голосом, – тебе весело? – Тай явно стремилась продемонстрировать, кто является хозяйкой на этом балу. Она увлекла Дайну к окну, обняв ее за талию. – Ион, помнится, ненавидел вечеринки, вроде этой, – продолжала Тай. – Мне часами приходилось упрашивать, даже умолять его показаться. – Неморгающий взгляд ее черных глаз, полускрытых тяжелыми веками, казался непроницаемым в свете неоновых ламп. – И знаешь, чем все обычно заканчивалось? – Дайна чувствовала себя загипнотизированной этим странным пристальным взглядом. – Стоило ему переступить порог переполненной комнаты, как в нем тут же загоралась какая-то искра. Его тело, словно одеревенев, ничего не чувствовало, но душа отзывалась на бурлящее вокруг веселье. Я смотрела ему в глаза и видела там странное, темное пламя, которое не угасало долго даже после того, как такие заядлые любители развлечений, как Ян и Ролли, отрубались, и лишь мы вдвоем оставались на ногах.