Пришел мой родич не один. За суровым церковником шагала целая делегация из разношерстых монахов — от здоровенных плечистых детин в отличных доспехах до черноризных субтильных служителей Русской Православной Церкви. Причем последние, не блистая особой личной магической мощью, тем не менее казались куда опаснее многих присутствующих аристократов, несмотря на разницу в чародейских рангах… Странное ощущение, когда при взгляде на обычного, вроде бы, Адепта ты ощущаешь угрозы больше, чем от вида Младшего Магистра. И тем не менее своему чутью в подобных делах я доверял целиком и полностью…

— Чернецы, — прошипел, будто сплюнул Смолов. — Этих-то какой ветер принес?

В голосе моего вассала сквозила неприкрытая неприязнь, и я удивленно оглянулся на него — раньше за ним ни разу не замечалось каких-либо предубеждений в адрес как церковников, так и кого бы то ни было в целом. Интересно даже, где они ему на мозоль умудрились больную наступить, что даже кардинальное разрушение и перестройка его личности не сумели вытравить из него эту неприязнь?

Услышал Петра не только я — один из проходящих монахов резко повернул голову и остановился, глядя на моего вассала. Ледяной, немигающий взор, в котором явственно ощущались сильная воля и немалый интеллект… И всё это — помноженное и замешанное на фанатической верности. Видел я уже подобные взгляды… Когда царь Пётр приводил к покорности Церковь, после победы на Нежатиной Ниве, люди с такими глазами попортили нам немало крови. Бестрепетно шагавшие навстречу выстрелам пушек и раскатам боевых заклятий, не оказывая сопротивления, умирая за пустяковый в моих глазах вопрос подчинения Императору… Невольно по спине пробежали мурашки, когда я вспомнил, на что способны люди с таким огнём в глазах.

— Ты чем-то недоволен, сын мой? — мягко поинтересовался монах, отделившись от остальной процессии. — В твоем голосе я чувствую неприязнь к Матери-Церкви и её верным слугам. Не желаешь ли объяснить её причины?

Честно говоря, я думал что мой родич одёрнет монашка, но тот вместе с прочей своей свитой, в которой помимо церковников было ещё и не сколько магов в военной форме Имперской Армии, просто проследовал в противоположный конец зала. Плечистые молодцы заняли позиции у дверей, монашки и офицеры флота встали за спиной Мага Заклятий — и все присутствующие уставились на сцепившихся взглядами Петра Смолова и неизвестного монашка. Редькин, до того стоявший рядом, начал тихо-тихо, почти бочком отходить подальше от центра возможного скандала… Тоже мне, Архимаг — ни капли гордости и самоуважения. Странное поведение для того, чей Род поколениями держит Фронтир в соседней с нами губернии.

— Не желаю, чернец, — скрипнул зубами Старший Магистр. — Но разве тебя подобный ответ остановит, особенно когда за тобой сила, святой отец?

— Я — Адепт, ты же, почтеннейший, Старший Магистр, — развел руками, улыбаясь одними губами, монах. — О какой силе на моей стороне ты говоришь, сын мой? И разве ж мы с тобой не творим одно дело, сражаясь с врагами веры и отчизны? Так откуда в тебе столько неприязни, сын мой? Возможно, я или церковь тебя чем-то обидела? Не держи гнев в себе, не неси в себе горькую отраву обиды…

— Выплесни её здесь, дабы мы могли обсудить всё и разрешить её к вящей славе Господа нашего, — скривив губы перебил его Петр, договорив за монаха. — Сладки речи твои да обмазаны мёдом уста, что смущают умы задумавших злое мирян… Узнаю манеру речи выпускников монастыря Феофана Муромского, узнаю… Да вот только обычно вы действуете куда тоньше и разумнее — неужели уровень подготовки Муромских «птенцов» столь сильно деградировал? Али ты меня за дурака держишь и на конфликт провоцируешь? Так не дождешься, святой отец — не подниму я руку на священнослужителя, тем более что мы действительно единым долгом связаны.

Не спровоцирует, говоришь? Так чего у тебя так бешено сверкают глаза, а воздух вокруг тебя слегка рябит, друг мой? Надо вмешаться, до того как произошло непоправимое, не дать ссоре зайти дальше.

Вот только вмешаться я не успел — монах живо принялся отвечать, а перебивать спич церковника было бы слишком непочтительно. На мои плечи опустилась плита незримого давления, и оглянувшись я увидел пару ярко-синих глаз, заполонивших на миг для меня всё пространство — мой родич надавил на меня аурой на полную катушку, да так ловко, что никто ничего и не заметил.

— Не вмешивайся, — раздался его голос в моей голове.

Я скрипнул зубами от досады. Белозерский явно прекрасно был в курсе моего секрета о перерождении, да и про мою роль в защите Александровска не мог не знать — и раз у него до сих пор не возникло никаких вопросов, значит он мне доверял. В этом мире перерождение не отменял кровного родства, что тоже говорило в мою пользу… Вот только Пётр Смолов был ему никто и доверия явно не вызывал.

— А тебе многое ведомо о делах церковных, сын мой, — шагнул ещё ближе к моему вассалу церковник. — О «птенцах», о том, чему нас учат, даже о методах ведения бесед с мирянами, которым нас обучают… Пользуясь случаем, раз уж здесь присутствуют мои старшие собратья, хотел бы узнать — откуда? Откуда обычному чародею из захолустья, всю жизнь прожившему безземельным аристократом, что сам поднялся с низов, начав службу в сто седьмом пехотном полку на границе с Речью Посполитой и недавно решившем примкнуть к молодому дворянскому Роду, чародею, что своим умом и усилиями дорос до ранга Старшего Магистра, знать подобное?

— Топорно работаете, святой отец, — не уступил Пётр, тоже шагнув ближе к монашку и оказавшись с ним едва ли не нос к носу. — Не сто седьмой, а сто шестой полк. И дорос я своими силами лишь до ранга Мастера — следующий ранг я взял при помощи боярского Рода Морозовых. Спас сына одного из их Старейшин и в благодарность мне помогли с повышением ранга безо всяких обязательств. Шестой же я взял под рукой моего господина — Аристарха Николаева-Шуйского, за что и принес ему клятву верности. Но вы, верно, и сами это знаете, правда?