У Амарант голос был хриплый, глубокий, проникающий в суть каждого, кто его слышал. В этом голосе затерялись скрип сухих ветвей, журчание лесного ручья, одинокие капли после дождя, застрявшие на ветках, сладость лесных ягод и летние сумерки.

— Ему можно помочь, хозяин? — взволнованно спросила Инна.

От прикосновений длинных пальцев Хозяина леса, корни, все еще оплетающие Адара, исчезли. Амарант положил руку на его грудь. Из ладони Амаранта появились прутья, обхватившие ши.

Адар заскулил.

— Адар останется со мной, ведьма. — Амарант, почувствовав сильное волнение присутствующих, мягко улыбнулся им, — он поправится. — А потом строго посмотрел на ведьму, — будь внимательнее, ладно?

— Я не могла остановить, я пыталась помочь…

— Главное, что ты не сделала хуже, — улыбался Амарант.

Рассказывать о случившемся подругам Инна не решилась. Не сегодня. Казалось, хоть одно слово, сказанное о том, что она видел Амаранта, может разрушить это навсегда. Стереть воспоминания, сделать все иллюзией. Видением.

Ночью она написала письмо бабушке и сожгла его. Призвав фамильяра, Инна сидела на полу комнаты. Рейнир, шустрый и теплый хорек, прижался к своей ведьме, укрыв ее собой, как пледом, согревая, пока она не заснула.

Ночью Гаспара разбудил Лютик. Домовой носился по комнате взад-вперед, бормоча себе что-то под нос. Гаспар слабо различил «славное имя Академии». Профессор резко остановил домового, схватив его за ворот красного кафтана.

— Что случилось, хозяин? — Сонно спросил Гаспар.

— Беда. Такие несносные дети. Мы славимся дисциплиной, а тут… — казалось, Лютик и стоит на ногах только потому, что его держит Гаспар. — Вам срочно нужно в кабинет директора. Ваши дети натворили ужасное безобразие! — Повторял и повторял домовой.

— Что случилось? — Слишком спокойно поинтересовался Гаспар.

Выслушав Лютика, профессор Дюбуа ударил кулаком стену, оставив в ней след. Из его горла вырвался рык. Его жена, Джасмин Блэр, не проснулась, лишь сказала что-то невнятное.

— Хорошо, что не разбудил ее, — прошептал Гаспар, погладив Джасмин по голове.

Гаспар вздохнул, упал на кровать, закрыв сонное лицо руками. Потом спокойно встал, пока под ногами носился Лютик, оделся, впустил прилетевшего ворона. На лапке у фамильяра Винцента висела записка.

Когда Гаспар подошел к кабинету директора, все уже собрались у дверей. На стульях сидели Давид и Инна, а также их одногруппники — Хортензия, Мелисса и Виде. Они были чистыми, хотя еще недавно пахли сажей и противным зельем. Руки Виде и Давида были связанны серебренными бусинкам, мешающими колдовать. Виде старался сесть как можно дальше от Давида, насколько позволяли бусинки. Волосы его растрепались, а на распухшей губе засыхала кровь.

Перед ними ходила из стороны в сторону Оливия Ульвен. На ее плече, будто заснув, сидела лягушка.

— Все знают, что нельзя класть в зелье слюну дракона, тем более еще юного! — раздраженно напоминал профессор Ульвен, посмотрев на Инну.

Остальные также посмотрели на Инну, но та лишь пожала плечами, а потом, ехидно улыбнувшись, сказала:

— И у гениев бывают промахи!

Виде закатил глаза и хотел было что-то сказать, но Давид сжал пальцы и посмотрел на него в упор, от чего Виде поежился и повернулся к Хортензии. Если бы его не удерживали серебряные бусинки он давно бы отбежал от Давида.

— Зато у нас не будет зелий ближайшее время, — прошептала Инна Мелиссе, — отдыхай.

Трясущаяся от страха Мелисса крепко схватила Давида за руку, сжав до боли. Давид улыбнулся ей, но старался не сводить с Виде взгляд.

Гаспар подошел к ним. Ученики опустили взгляд в пол. Все, и даже Инна Ортега, покрылись краской.

— Оливия, что случилось? — Гаспар указал рукой на мальчиков.

— О! — взвинчено воскликнула профессор Ульвен. — Вот пусть сами тебе и расскажут. А то больно взрослыми себя возомнили!

Гаспар окинул отстраненным взглядом Виде и Давида, с рук которых тут же исчезли серебряные бусинки.

— Этот чокнутый ударил меня, профессор! — Вскочил Виде, но под напором взгляда Гаспара Дюбуа сел на место, покраснев еще гуще.

— Было за что, — напоминал Мелисса, на всякий случай сильнее сжав руку Давида.

Таким ученики еще не видели профессора: жаркое солнце Франции исчезло из его улыбки, оставив место медвежьему оскалу. В карих глазах тлело тепло.

Гаспар хотел высказать им так много, но, к счастью, Оливия обратился к нему: