Демид сдержанно делится своими опасениями на мой потенциально уголовный счёт, но я слушаю его в пол-уха. Приятное тепло заполняет всё внутри, вытесняя боль. Не знаю, может, морфий тоже волнами действует? Или же мысли о спящей в безопасности Лере — мой личный наркотик? Как бы там ни было, внезапно понимаю, что счастлив.

Повинуясь этому приятному ощущению, на секунду прикрываю глаза.

Да, я счастлив как никогда…

— Как он? — нежный голосок выуживает моё сознание из полу наркотического сна.

Тяжёлые веки повинуются не сразу, но потом… я, всё же, открываю глаза, и…

Надо мной склоняется красивейшая из женщин. Яркие голубые глаза, копна светлых, слегка спутанных волос…

— Привет, милая… — хриплю и касаюсь её руки.

Горячая.

Нет. Она мне точно не снится! Моя. Моя Лерка.

Лера

Сутки назад

— Как это не беременна? — рука с бумажной салфеткой, которой я вытираю живот от геля, замирает.

Дыхание сбивается.

Глупо моргаю ресницами, пытаясь переварить услышанное.

Усталый доктор поправляет очки.

— Валерия, вы не беременны. У вас эндометриоз и поликистоз яичников, а также…

Он перечисляет ещё какие-то нарушения в моём организме, а я сижу перед ним словно громом поражённая.

Не беременна…

Ребёнка нет…

— Но как же тест… я сделала тест, и…

— К сожалению, ложноположительные результаты встречаются не реже ложноотрицательных, — вздыхает врач. — Послушайте, если вы планируете беременность, то я бы рекомендовал вам пройти более полноценное обследование, по итогам которого вам будет назначено соответствующее лечение, и…

В ушах начинает шуметь. К глазам подкатывают слёзы.

У нас с Яром нет малыша. Того, чего я так боялась, не произошло, но при этом, почему-то я чувствую себя так, будто меня обманули!

Напряжение этого ужасного дня, во время которого я чуть не потеряла любимого, и лишилась ещё чего-то очень дорогого для меня, внезапно прорывается наружу.

Я начинаю всхлипывать, слёзы струями стекают по щекам. Понимаю, что, возможно, это выглядит очень жалко и не к месту, но совершенно ничего не могу с собой поделать!

Чувствую себя ужасно глупо!

Если бы я была внимательнее, если бы была умнее, то купила бы другой тест, подороже! И тогда бы отец не похитил меня возле клиники, а Яр не оказался на операционном столе!

Накрываю ладонью живот, продолжая плакать.

Опустошение давит на грудную клетку. Опустошённая, совершенно никчёмная, ненужная, и…

— П-п-простите… — кое-как собираюсь с силами и застёгиваю джинсы. — Я… я обычно не плачу… я…

И правда, с детства наученная отцом, что женские слёзы только раздражают людей, я всегда старалась быть сильной. Не позволяла себе плакать даже когда было по-настоящему больно, не впадала в истерику…

Но сейчас во мне словно подорвали платину, что сдерживала слёзы столько лет.

Ощущая себя очень слабой и несчастной, спешно покидаю кабинет ультразвуковой диагностики.

Изо рта рвутся неконтролируемые бульканья.

Упрямо иду вперёд, делая вид, что не слышу, как доктор окликает меня.

Пелена слёз застилает глаза, пока я топаю по коридору обратно в приёмный покой, опускаю лицо вниз, чтобы встречные люди не видели моё заплаканное лицо, и…

Врезаюсь во кого-то высокого.

— Из-из-извините… — шепчу, всхлипывая.

Большие ладони ложатся на мои плечи, и я поднимаю лицо.

— Демид… — шепчу, а потом бросаюсь в его крепкие объятия, продолжая громко всхлипывать.

Брат Яра оторопело обнимает в ответ, гладит по спине, а потом шепчет сорвавшимся голосом:

— Где Яр, Лер? Он… он что, умер?

Я снова всхлипываю, слегка отстраняюсь, выдавливая нервную улыбку.

— Н-н-нет, он жив, он на операции…

— Тогда почему ты плачешь? Что случилось?

— Ребёнок… — передёргиваю плечами. — Мой малыш… я…

— Что? — лицо Демида становится ошарашенным. — Ты беременна?

— Нет! — снова мотаю головой, чем ещё больше ввожу его в заблуждение.

— Так, ладно, — он берёт мою руку в свою и отводит на скамью для посетителей. — Давай-ка успокаивайся, — протягивает салфетку. — И расскажи, что случилось?

Набираю в грудь побольше воздуха и начинаю свой рассказ с самого начала…