Мент смягчился.

– Ладно. Сейчас позову опера, он примет заявление. Потом сразу в гостиницу – спать. А то не дай Бог. Ясно?

– Чего уж не понять.

Совсем юный сыщик, года двадцать два – двадцать четыре на вид, худощавый и не избавившийся ещё от возрастных прыщей, пригласил к себе в кабинет на второй этаж. В маленькой комнатке, рассчитанной на пару шерлоков и столько же посетителей, Игоря больше всего поразили массивные мониторы с электронно-лучевыми трубками, раритет 2000-х годов.

Парень достал из железного ящика, изображающего сейф, какие-то папки, протянул посетителю бланк.

– Заполняйте.

Наркевич быстро испортил его, исчёркав до нечитаемости.

– Извините. Ночь за рулём, не спал ни минуты. Кофе уже не берёт меня.

Милиционер понимающе усмехнулся.

– Без привычки – да. Мы часто на дежурстве круглые сутки на ногах, а если на следующий день дела неотложные, то начальству не объяснишь – типа устал. Мол, отдохнёшь на пенсии.

В этом возрасте Игорь тоже мог, был энергичный, подтянутый, днём рубил первое бабло в стиле девяностых – делюги, стрелки, тёрки, разборки. Ночью оттягивался, и снова за дело. Как только перевалило за сорок, организм попросил более размеренного образа жизни.

Опер набрал текст заявления под диктовку. Московского гостя несколько удивила неординарная стройность белорусских ментов. С кем из полиции чаще всего сталкивается российский обыватель? Правильно – с ГИБДД, у гайцов чуть ли не каждый третий с пивным пузиком. Белорусы вряд ли голодают. Тётки на улицах вполне себе в теле. Наверно, Батька приказал всему МВД заниматься спортом.

Принтер выплюнул заполненный бланк. Осуждающе пожав плечами, что заявитель не прихватил фото пропавшего брата, сыщик вытащил изображение Наркевича-младшего из Интернета и тоже распечатал.

– Распишитесь здесь и здесь. О результатах розыска мы вас уведомим.

– Спасибо. А не могли бы вы рассказать, как будет проходить этот розыск?

Узденский робко попробовал скрыться за фразами, что оперативные мероприятия секретны, и поэтому… Ему не удалось. Человеку, прошедшему через дикий бизнес в ельцинские времена и растолкавшему конкурентов в двухтысячные, сложно вешать лапшу на уши, о чем молодой блюститель порядка узнал в достаточно непарламентских выражениях.

– Да ладно, не жду, что забросите всё и в выходной день будете с собаками прочёсывать окрестные чащи. Элементарное можете сделать прямо сегодня? Обзвонить морги-больницы по Минску и области, узнать – где засветилось его мобло.

– Не нужно мне указывать…

– Я и не указываю. Просто скажи – сколько.

Мент смешался.

– Не могу брать деньги от заявителя. Меня уволят.

– Это не взятка, понял? Чтобы не светить лишнее усердие, звони с мобильного. И мне набери на российский, как что узнаешь, - он кинул на стол два пятитысячника. – Хватит? Чисто на разговоры. За любую информацию плачу отдельно.

– Не имею права…

– Имеешь! Я не прошу арестовать кого-то. Просто выполни свои обязанности хорошо. Сверху заплачу тридцон. За вычетом расходов у тебя останется на косарь баксов. Часто такое обламывается? – Игорь хотел добавить «в твоём вонючем районном городишке», но вовремя сдержался. Оскорблять нельзя, да и Узда при всей её провинциальности и малогабаритности выгодно отличается от многих российских райцентров. – Кстати, как твоё имя?

– Тёзки мы. Игорь Петрович. И прошу называть меня на «вы».

Определив дистанцию, опер сгрёб купюры и сунул в нагрудный карман белой форменной рубашки. Потом опомнился – просвечивают, перепрятал в портмоне[5].

– Какая у вас лучшая гостиница?

– Жилкоммунхозная, улица Школьная, 6. Она же и худшая, потому что единственная. Но переночевать – нормально, - тёзка протянул руку на прощание. – Краем уха слышал, развалинами поместья Иодко интересовались очень серьёзные люди.

– Кто?

– Узнаю. Там вроде как культурная ценность, охраняемая государством и всё такое. Но если нужно, вопросы решаются. Поэтому суета вашего брата с заявлением прав на наследство могла показаться очень не своевременной. Не так, конечно, чтобы его похищать или убивать. Но если он, как вы говорите, несдержан и неблагоразумен, как знать… Завтра ближе к концу дня свяжусь с вами.

– Жду.

Игорь подогнал «Круизёра» к единственному в городе приюту для путников, убедился, что «третья категория» гостиницы отнюдь не соответствует трём звёздам. Чтобы голову преклонить – ладно. Коротко переговорив с бывшим генералом по телефону, он рухнул на койку, не разбирая постель. Сон, однако, пришёл не сразу. Брошенная на прощанье фраза о «серьёзных» людях основательно обеспокоила. Может, они круты только по узденско-районным меркам, но пустить пулю в лоб Олежке, не фильтрующему базар – запросто. Поэтому нельзя ждать медленной работы милицейско-полицейской бюрократии. У копов во всех странах похоже: нет тела – нет дела. Отставной генерал предупредил, что уголовные дела по факту пропажи без вести возбуждаются крайне неохотно и далеко не сразу. А бестолковый брат, повздоривший с местными авторитетами, быть может, сидит в каком-то подвале, прикованный к батарее. Или ранен, нуждается в помощи. Ждёт, когда его разберут на органы или в обдолбанном состоянии отправят далеко-далеко на плантации наркоты, где долго не живут. Упрекая себя, что не приехал раньше на поиски, Игорь отключился.

***

Российская Империя, 1891 год

Живописная лесная дорога, утоптанная полозьями, с лёгкостью пропустила по блестящей своей спине аккуратный санный экипаж, запряжённый парой лошадей гнедой и рыжей масти. Самое чудесное время в лесу, когда снег ещё чист и по-зимнему бел, а солнце светит ярче, предрекая приход тепла. Лёгкий мороз, лёгкий ветерок, беззаботное ожидание скорой весны.

Вернее сказать – наоборот, сельским обывателям весна приносит одни заботы. Не до отдыха и веселий, пока хлеба не убраны да корма не заготовлены. В зиму же крестьянские энергические личности знать не знают, куда силу потратить – особенно молодёжь. Поэтому кучер не удивился, заметив волчьи шкуры в кустах и серые силуэты, с воем бросившиеся к лошадям.