В самом центре её, прямо перед распятием, стояла, сложив руки и склонив голову, женщина. От её высокой, тонкой и грациозной фигуры, от её позы, от светлого мрамора её оказавшихся в луче света ладоней повеяло чем-то необычайным, чем-то, чему Эдгар не знал и не мог знать названия — какой-то неведомой гармонией и одновременно странной силой, какой не бывает у мужчины, какая бывает у одной из десятков тысяч женщин.

Кузнец остановился, растерявшись. Что делать? Окликнуть её? Но она молится... Однако стоять у неё за спиной и молчать ещё невежливее. О, Господи, знать бы все эти правила рыцарской учтивости... А он о них только кое-что слышал! Не хватало только при первой же встрече обидеть принцессу! А в том, что перед ним именно принцесса Беренгария, молодой человек уже не сомневался.

— Здравствуйте, сир рыцарь! Благодарю вас, что вы поспешили. Я не ждала вас так рано.

Какой голос! От его звука Эдгар вздрогнул, словно нечаянно прикоснулся к раскалённому металлу. То был женский и не женский голос одновременно. Он был низкий, почти как у мужчины, но в нём было при этом столько музыкальной нежности, что звук его сразу завораживал.

Она обернулась. Свечи обрисовали контур её гибкой фигуры, и юноша лишь теперь рассмотрел, что на ней синее платье с мягким белым воротом, и на голове — простое полупрозрачное покрывало, не скрывающее, а скорее оттеняющее высокий вал густо-рыжих волос, сзади заплетённых в косы и собранных в узел на затылке. Лицо, светлое, тонкое, с высоким лбом, небольшим твёрдым ртом и очень большими тёмными глазами, пряталось в тени покрывала, и он не смог рассмотреть его достаточно хорошо, но оно говорило воображению куда больше, чем взору...

— Я счастлив, что могу служить вам, принцесса! — воскликнул Эдгар, кстати вспомнив нужную куртуазную фразу и чувствуя себя при этом неловко, словно он втискивал ногу в чужой узкий и тесный башмак.

— Принцесса? — переспросила женщина, бросив на молодого человека взгляд, полный плохо скрытого изумления. — Вы что же... вы подумали, что я?..

И она вдруг рассмеялась таким звонким и чистым смехом, что уже исчезающая иллюзия вновь одурманила Эдгара. Он уже начал понимать свою ошибку, уже сумел всмотреться в неясное под сенью покрывала лицо, успел рассмотреть рисунок морщин вокруг огромных зелёных глаз и возле рта, чуть опустившиеся щёки. И всё равно поверить было невозможно! Женщине, которая перед ним стояла, можно было и при самом ярком дневном свете наверняка дать от силы лет сорок пять!..

Наверное, его лицо выразило всё, что он в этот момент подумал. Женщина перестала смеяться, шагнула к посланцу и быстрым движением сбросила своё покрывало на плечи.

— Простите мой смех. Я забыла, какое здесь освещение, и какие шутки умеет вытворять прозрачная ткань в сумерках. Многие старые хитрые куртизанки пользуются этим. Я — Элеонора Английская. И письмо, которое должно быть с вами, адресовано именно мне. Оно при вас?

— Да, ваше величество. Простите меня, ради Бога!

Эдгар довольно ловко преклонил колено и протянул королеве свиток, втайне сжавшись от страха: если бы печать снимала Беренгария, то вряд ли бы что-то заметила. Но эта женщина может понять, что послание её сына кто-то вскрывал.

Однако она совершенно спокойно перерезала шнурок свитка крошечным кинжалом, висевшим у её пояса в изящных ноженках, и развернула письмо. Пробежала глазами, и лёгкая тень скользнула по её лицу.

— Ах, Ричард! — прошептала она чуть слышно. Затем вновь взглянула на Эдгара.

— Встаньте, сир рыцарь. Как вас зовут? Мой сын, как это часто бывает, позабыл упомянуть имя своего посланца.

— Я — Эдгар Лионский, ваше величество.

— Незнакомое имя. Я начинаю забывать французских рыцарей и их родню. Впрочем, это неважно. Я видела через это окно, как вы въезжали во двор. С вами только один оруженосец?

— Да. Его величество сказал, что у вас и у её высочества — свои свиты и охрана.

— Это ему так хотелось бы думать! — довольно резко воскликнула королева. — Ну да, конечно, по два пажа, по три-четыре воина, умеющих держать в руках мечи, у нас отыщется. Но это не свита и не охрана для такого путешествия, которое мы собираемся предпринять. Однако у вас вид надёжный, и это немного успокаивает. Вы, вероятно, решили, что я — просто старая трусиха?

Этот вопрос вновь привёл Эдгара в замешательство.

— Ваше величество, — справившись с собой, ответил он, — разве мужчина имеет право требовать от дамы отваги? Ведь не вы меня, а я вас должен сопровождать до Мессины, до лагеря вашего венценосного сына.

Элеонора вздохнула.

— Да, отвага женщины обычно только помеха в делах мужчины. Ничего мы в них не смыслим! Однако иногда... О, Господи, да войди же, дитя моё, не топчись на пороге. У меня нет от тебя тайн.

Эдгар изумлённо оглянулся. Он не слышал никакого шороха на лестничной площадке, но, очевидно, у Элеоноры слух был тоньше. Из-за полуотворённой двери донёсся лёгкий смешок, и затем в прозрачном полусумраке возникла ещё одна женская фигура, и молодому человеку показалось, что королева словно раздвоилась в его глазах. У вошедшей в часовню девушки была почти такая же высокая и гибкая фигура, та же изящная стать, та же гордая посадка головы. Но этим сходство исчерпывалось — когда та приблизилась, стало видно, что она — брюнетка, чуть смуглая той прекрасной смуглотой, какая бывает у уроженок Италии или юга Франции, смуглотой, которая не мешает густому румянцу выступать на щеках, а бледности порой разлиться по всему лицу. Глаза девушки были такие же большие, как у королевы, но казались вытянутыми к вискам и прятались под такой массой пушистых ресниц, что трудно было сразу понять, какого они цвета.

Она была в белом платье, и белое с золотом покрывало скользило с её чёрных волос на недопустимо открытые плечи — вырез её платья был так широк, что у любой благовоспитанной дамы это могло бы вызвать обморок, главным образом от зависти...

— Беренгария, милая, представляю тебе рыцаря, которого Ричард прислал за нами из Мессины, — проговорила Элеонора, явно заметив, как вспыхнули глаза и щёки молодого человека при взгляде на принцессу Наваррскую. — Это сир Эдгар Лионский. Слава Богу, он кажется человеком сильным и отважным.