Шрифт:
— Фу… Хх… Хх…
— Упрямый, верно?
Даже после того, как демонический меч пронзил его сердце, Велемир не сдавался легко. Белые огоньки вокруг его тела свидетельствовали о борьбе за жизнь с использованием божественной силы.
Несмотря на то, что он был поражен силой моей магии слов, он все еще мог использовать свою врожденную силу, хотя и слабо.
Я не ожидал, что он окажется таким чудовищным противником.
— Как… как… Сила демона не…… Как…
Однако он, должно быть, достиг своего предела, поскольку изо всех сил пытался бороться с разрушительной силой демонической энергии, текущей через его тело.
Велемир, возможно, и пережил атаку Бурдюка, но он не смог противостоять разлагающей силе, протекающей через демонический меч.
Он просто цеплялся за жизнь своим последним отчаянным вздохом.
Я просто посмотрел на Велемира, который упал на колени, пытаясь вынуть демонический меч из своего сердца, но не в силах пошевелить даже кончиком пальца.
Пока я наблюдал за последними мгновениями жизни герцога, Бурдюк в образе оборотня подошел ко мне.
— Карак, я буду преследовать убегающих Рыцарей храма.
— Хорошо. Иди с Надей.
Бурдюк также был потрясен, увидев, как я превращаю меч в демонический меч и сражаюсь, но он не забыл, что нужно было сделать прямо сейчас.
— Не позволяйте никому сбежать. Никто не должен знать, что здесь произошло.
— Да.
— Да, Карак.
К тому же Лиза не должна была видеть смерть своего отца, который потерял человеческую душу. Виктор, должно быть, забрал её далеко. Вряд ли Лиза видела, что здесь произошло.
— Ты… Кто ты…?
Пробормотал Велемир сквозь кровь, льющуюся изо рта.
— Древний Некромант и демон, что бросил вызов богам.
— Почему ты… Нет… Почему ты напал на нас…? Ты… Почему ты спас Лизу…?
Столкнувшись со смертью, Велемир Хлыстов, казалось, наконец засомневался.
Он задавался вопросом, почему самопровозглашенный полубог спас его дочь.
Он говорил умирающим голосом.
— Давай… сотрудничать…
— Что ты сказал?
— Ты… хочешь воссоздать мир демонов… не так ли? Если так… разделение империи… было бы тебе полезно… Если мы будем сотрудничать… общая цель… было бы хорошим предложением… и для тебя… — прошептал Велемир умирающим голосом.
Невозможно было не удивиться его словам.
— Ты должен был сказать это раньше. — Обсуждать такой унизительный компромисс можно только перед лицом смерти. — Ты как будто умоляешь о своей жизни.
— Тебе… я тоже буду нужен…
Если бы он сказал это в здравом уме, это могло бы показаться фанатизмом. Но теперь, когда его жизнь висела на волоске, слова Велемира были не чем иным, как отчаянной борьбой за свою жизнь.
Он обнажил всё перед лицом неминуемой смерти.
— Велемир Хлыстов, зря ты выбрал служение Амону.
При моих словах Велемир уставился на меня умирающими глазами.
— Ты действительно… думаешь, что ты сможешь одолеть богов, Амона и остальных…?
— Ну, ты думаешь иначе?
Велемир изо всех сил пытался поднять на меня глаза.
Он смотрел мне в глаза.
— Это так…? — Спросил он словно пытаясь найти то, что он потерял в моих глазах.
— Да… демоны изначально были… существами, которые наказывали людей. Они были охотниками за людьми, которые отказывались служить богам. Они были ответственны за выслеживание коррумпированных темных магов и еретиков на протяжении поколений. Но мы осознали, что такое боги… Поздно, но лучше так, чем никогда.
— Может быть, это и не так… странно… в конце концов…
Он посмотрел на меня.
Только столкнувшись со смертью, он признал, что мог быть неправ.
Принял ли он все из-за собственного поражения? Думал ли он, что его поражение было моей волей?
Таким образом, он стоит перед смертью, потому что Амон оставил его.
Или же, я ошибаюсь в его мыслях. Его фанатизм оставался непоколебимым даже перед лицом смерти. Если бы Амон действительно был на его стороне, он бы не проиграл.
В конце концов ему пришлось отбросить все сомнения и признать, что даже Амон может быть побежден обычным демоном. А это значит, что боги не всесильны.
Я вытащил воткнутый в его сердце меч, и направил его на горло коленопреклоненного Велемира.
Он заговорил:
— Я верил… я был чист.
Это казалось оправданием, но это было не так. Он мог бы быть действительно чистым. Он мог бы поверить, что правосудие, которому он следовал, было правильным путем. Вот почему он оставил свое оправдание в качестве своего последнего завещания.