Та еще сучка, беззаботно думал он, покидая квартиру. История, рассказанная Кариной, удивила. Как это, жила с папой, а потом перешла в соседнюю комнату? Драма был циником, но чужой цинизм его озадачивал. Теплые семейные отношения. Поножовщина, поднял руку на отца! Шекспировские страсти, очень даже любопытно. Она, конечно, не договаривает. Парень, наверняка, после школы был наивен, влюбился. Лет на пять ее моложе, однако воевал, и что? Брильянты подвернулись, вот и вся история, богатый любовник. Драма воспринимал женскую сущность, как замысловатое образование природы, а парню досталось. Может, вся жизнь из-за этого наперекос пошла, кто знает. Ладно, посмотрим на папашу. Он приехал по адресу и вышел из такси возле обычной панельной пятиэтажки. Железная дверь на подъезде была открыта, замок сломан. Жильцы скидываются на домофон, а потом кто платит, кто-то нет, а гости ходят, сами и ломают. Кому надо, тот всегда зайдет. Защита разве что от бомжей. Поднимаясь по лестнице и нажимая кнопку звонка, он еще не знал, что будет говорить.

– Кто там? – встревоженный голос коллекционера, приникшего изнутри к дверному глазку.

– Мне нужен Юрий Павлович. – Драма приготовил корочки адвоката в сафьяновом переплете, но это крайний случай. Через дверь про Бориса он ничего не узнает, вначале надо зайти.

Бронированная дверь зазвенела цепочкой, боже, какая древность. Наверно, цепочка антикварная, и сама процедура погреметь приносит хозяину удовольствие Кощея, что над сундуками чахнет. Приоткрылась. Показалось лицо со всклоченными волосами. Лет под пятьдесят, бухал всю ночь, мешки под глазами.

– Что вы хотели?

– Московская коллегия адвокатов, – Драма небрежно засветил книжечку, и убрал. Адвокатом он не был, конечно, но не будет же солидный человек покупать удостоверение в переходе.

– Ничего не знаю! – дверь начала закрываться.

– Не спешите, Юрий Палыч, – по-домашнему безобидно сказал он. – Я по серьезному делу.

– А что случилось, какое дело? – дверь медлила захлопнуться, в темной щели любопытством светился глаз. Жаль, кусачки с собой не захватил, которыми можно якорные цепи перекусывать, или ворота Зимнего Дворца штурмовать. Драма улыбнулся, приподнял официальную папку.

– Может, все-таки откроете? Надо кое-что подписать.

– Ничего я подписывать не буду! – категорически предупредил Ломов.

– Дело ваше, а вдруг передумаете.

– А в чем все-таки дело? – не унывал Ломов, опухшие глаза которого ощупывали дубленку Драмы. Спросонья человек, плохо видит? Вилки нет, веки ему приподнять.

– Чтобы у вас претензий потом не возникало.

– Претензий не имею, – осторожно сказал Ломов. – А каких претензий?

– Через порог будем говорить? – Драма в сомнении посмотрел на соседние по площадке двери, чуть понизил голос. – Дед вашего сына умер, по материнской линии. Борис Юрьевич Ломов ваш сын, правильно? А деньги в Австралии. Юридические тонкости, понимаете, надо разобраться.

– Момент! – заинтересовался Ломов. – Один момент.

Дверь закрылась, щелкнула, и распахнулась настежь. Сразу бы так!

Освободившись от верхней одежды и надев тапочки, предупредительно поданные хозяином, Драма вошел в гостиную и для приличия, чтобы расположить Ломова, ахнул. Стены до потолка были увешены и заставлены иконами. Золотые и серебряные оклады, лампадки, бронзовые подсвечники с канделябрами.

– Внушительно, – сказал Драма, осматриваясь. – Хоть молебен проводи! Страсти Христовы. А снаружи обычный дом! Куда прикажете?

Он направился в единственное кожаное кресло, глубиной похожее на ущелье, но Ломов его остановил, указал на раскладную софу, которая при желании могла превратиться в корабль или аэроплан.

– Сюда, пожалуйста! Здесь вам будет удобней. Извините, как вас?..

– Валерий Петрович, – Драма сел, положив папку рядом, еще раз осмотрелся. – Неужели сами все собирали? Я не знал, что в нашем городе такая коллекция.

– Вы тоже коллекционер? – заподозрил Ломов, который еще не успел опуститься в кресло, и при неудачном ответе, пожалуй, мог расстроиться. Дяденька здоровый, мысленно балагурил Драма. Надо было пистолет захватить, кто знает нынешних коллекционеров с их деточками, бандитами. Сыночек, небось, в папу пошел, яблочко от яблони недалеко падает. Может, душегубы церкви грабят. Последнее время что-то батюшек часто убивают, милиция с ног сбилась.

– Что вы, Юрий Палыч. Я мирный прихожанин. Люблю на досуге, знаете, Божий храм посетить, в грехах покаяться. А вам ходить не надо! С кровати встал и молись.

Богомольный адвокат? Это же выдумать надо, какой цинизм, однако Ломов успокоился.

– Чай, кофе… Может, коньяку?

Упоминание о неведомом наследстве, к которому он может иметь косвенные претензии, вдохновил хозяина квартиры на невиданное гостеприимство, можно сказать, пиршество. Драма озорно махнул рукой.

– А, давайте!

Тут же из небольшого бара, встроенного в иконостас, появились серебряные рюмочки и загадочная старинная бутылка с вензелями, початая. Под кофе и коньяк, отдаленно напоминающий болгарский бренди, начался разведывательный разговор. Ломов в домашнем пуловере, в трико и тапочках на босу ногу, сидел в кресле, с которого так любезно прогнал гостя. Они курили под иконами, выпили по крохотной рюмке коньяка, причастились, пора к делу, чего тянуть. Хозяину не терпелось услышать про сказочные богатства Али Бабы и сорока разбойников, скончавшихся почему-то в далекой Австралии.