Готовка в Люшином сознании накрепко связывалась с оседлостью и бытом, а значит, была занятием не то чтобы недостойным, но для великих путешественников явно бесполезным. Люша слушала Веру вполуха, ее, понятное дело, сейчас волновал исключительно кабинет. И ей несказанно повезло. Когда Вера прошествовала на кухню с опустевшими плошками, Люша выглянула в коридор и заметила, что вожделенная дверь слегка приоткрыта.

Сунула нос в щель – никого. По центру кабинета стоял исполинский письменный стол. Вытертое, местами прожженное сукно зеленело из-под вороха бумаг, испещренных какими-то чертежиками. Отсвечивала хрустальными гранями переполненная пепельница с латунным ободком. По периметру комнаты – книжные шкафы с прозрачными дверцами. Люша подошла к одному, поднялась на цыпочки. В стеклах отражались, мешая смотреть, тусклые блики настольной лампы.

Люша прищурилась, покрутила головой и углядела среди трухлявых томов потусторонний костяной оскал. Отступила и зачарованно ахнула – тут и там щерились потрескавшиеся желтоватые черепа: большие и малые, с нижней челюстью и без… А на полке ниже, к вящему изумлению Люши, лежали, лоснясь атласом, нежные, пусть и стесанные на носках балетные пуанты, изысканный флакончик духов и письма, несколько перехваченных лентами пачек…

– Кто тебе разрешил это смотреть, девочка? – раздался высокий, недовольный голос.

У Люши запылали щеки. Онемев от смущения, она повернулась к хозяину кабинета. Из коридора шершаво повеяло запахом кофе. Стерх навис над ней, раздувая ноздри огромного горбатого носа. Сжимал крупными плоскими пальцами кожаную папку – глядишь, сейчас прихлопнет, как глупую осу. В очках Люша увидела свое испуганное отражение поверх его увеличенных, с кровянистыми прожилками, глаз. Она пролепетала извинения и опрометью выскочила в коридор, где на нее сердито зашипела Вера.

Стерх положил папку на стол. Растерянно провел пятерней по волосам, жалко зачесанным назад, чтобы скрыть недавно обнаруженную пролысинку. Вытянул из кармана носовой платок и стер со стекла следы маленьких пальчиков. Надо будет еще раз сказать Вере, чтобы не пускала сюда подружек. Слишком уж опасался Стерх, страстный театрал, безнадежно и безответно влюбленный во всех московских и некоторых ленинградских прим, за свою скромную коллекцию. Ну какой девочке не захочется поиграть с этими манящими штучками? Балерины… Изящные, легконогие, сладчайшие из созданий…

Люша и сама себя ругала последними словами – совсем от волнения смешалась, балбесина, не спросила у Стерха главного. Ничего, кое-что важное она тем не менее выяснила и уже знала, как использовать: Стерх, очевидно, любит балет. А в сумке у Люшиной мамы хранится специальная книжечка с пропускными бланками, которая вкупе с волшебным словом «контрамарка» укрощает даже хамоватых врачих из поликлиники. В переговорную силу книжечки Люша верила непреложно.

О том, чтобы снова без разрешения попасть в кабинет к Стерху, не могло быть и речи, поэтому Люша при следующем визите тайком от Веры запихнула книжечку вместе с запиской в узкий просвет под дверью. Сообщение было простым и вежливым: Люше, будущему археологу, очень хочется узнать, где «многоувожаемый» ученый и коллега раскопал древние черепа…

Не прошло и четверти часа, как Стерх нагрянул в общую комнату. Вера только что вытрясла из тканевого мешка пластмассовые фишки для «Эрудита» и теперь переворачивала их буковками вверх на ковре.

– Значит, черепа, а, девочка? – спросил он Люшу, помахав запиской. – А я-то думал… Ну, пойдем. Обмирая всем тельцем, от корней волос, скрученных мамой в тугие каральки, до грязноватых пяток, Люша последовала за ученым. В кабинете Стерх дернул дребезжащую дверцу шкафа. Вынул глянцевитый череп, протянул Люше. На ощупь костяной каркас был твердым и гладким, как бы полированным. И совсем не тяжелым.

– Вы археолог? – задала она давно мучивший вопрос.

– Нет. Антрополог. Ты понимаешь разницу?

Люша неуверенно кивнула. Стерх тепло усмехнулся, поправил очки, усаживая их обратно на красноватую вмятину тонкой переносицы.

– Археологи изучают, как люди жили. Зачастую они первыми спустя тысячелетия прикасаются к предметам быта и ископаемым останкам. Наша наука тоже уделяет таким находкам большое внимание, но нас волнуют вопросы культуры, этносов, проблема антропогенеза… Происхождения человека, – пояснил он. – Кто мы. Откуда пришли.

За ворот Люше пробрался нездешний сквознячок, словно выползший из какого-то доисторического кургана.

– А зачем вам столько черепов? – полюбопытствовала она, не в силах отвести взгляд от пустых глазниц.

– Был такой видный антрополог, Михаил Михайлович Герасимов. Мой учитель. Я продолжаю его работу. Он разработал методику, благодаря которой мы можем изучить череп и понять, как выглядел его обладатель. Получить представление о внешности хоть древнего неандертальца, хоть Ивана Грозного.

– Покажите, – потребовала Люша и отдала Стерху череп. И добавила: – Пожалуйста.

Стерх повертел костяной шар в руках, словно выбирал на базаре дыньку-колхозницу.

– Обычно мы начинаем со специальных измерений, краниометрии. Но даже после поверхностного осмотра можно заключить, что это был юноша, судя по профилировке лица, у женщин она другая. Черепные швы, зубы и еще некоторые юнальные особенности строения лицевого отдела позволяют определить возраст, что-то около двадцати лет… Видишь, как хрупок костный материал. – Ученый легонько постучал черепу по темени. – Сильное недоедание, он очень исхудал. Лоб высокий, с выраженными буграми. Большие глаза… И так далее. Чтобы достичь портретного описания, нужны детальные обводы, по которым затем делается реконструкция из скульптурного воска.