Она беспомощно кивнула, ее лицо помрачнело, когда до нее дошли условия, на которых она была избавлена от развратных игрищ Пилиния.

– Но прежде чем мы вас отпустим, вам нужно принять еще одно решение. Как должен умереть этот человек?

Женщина непонимающе смотрела на него одно мгновение, прежде чем до нее дошло.

– Вы даете мне шанс обрушить на него унижение и агонию, которые он предназначил мне и моей дочери. - Марк кивнул.
– Тогда просто убейте его. Я не хочу, чтобы меня мучили воспоминания о его агонии.

Котта проводил ее, и Марк, подняв бровь, посмотрел на Пилиния.

– Готов ли ты? Возможно, ты захочешь отправиться на встречу со своими предками, сохранив хоть малую толику гордости.

Сенатор закрыл глаза, морщась от ожидаемой агонии, но когда Марк быстро перерезал горло стоящему на коленях человеку. Пилиний упал, задыхаясь, на пол, его тело извивалось, когда он пытался вдохнуть воздуха, который не мог пройти через его распухшее и разрезанное горло, с выпученными от ужаса глазами, уставившимися на своего убийцу.

Марк перешагнул через умирающего сенатора, жестом приказав Котте собрать оружие гостей, и обратился к ним.

– Я обещал вам, свободу, если вы отречетесь от него!

Авенус вышел из толпы.

– Вы же видели, что мы отреклись от него, мы сами не дали ему сбежать, так что отпустите нас! Мы благородные люди и вы не имеете права...

Он ахнул, когда более длинный из мечей Марка взметнулся и перерезал ему горло, и упал на колени с ужасным булькающим звуком проникновения его крови в легкие, затем рухнул лицом на каменный пол в растекающуюся лужу.

– Не хочет ли кто-нибудь еще из благородных людей обсудить со мной свои права теперь, когда мы восстановили некоторый порядок?

На мгновение воцарилась тишина, прежде чем он заговорил снова, направив окровавленный клинок спаты на ошеломленную аудиторию.

– Вы, ублюдки, имеете не больше права на жизнь, чем он. Кто из вас участвовал в развлечениях в ту ночь, когда была разрушена моя семья? Кто из вас - лишил девственности моих сестер? А как насчет моего брата для тех из вас, кто - любит красивых мальчиков? Убив вас всех, мы удалили бы язву из сердца этого города, клику извращенных садистских монстров, которых следовало задушить еще при рождении!

Скавр подошел к нему, поднимая свой собственный меч

– И если подвести более практичный итог, господа, многие ли из вас будут стремиться отомстить за это унижение, нанесенное вам, а? Вы достаточно быстро сдали Пилиния, человека, дружбой с которым вы дорожили всего минуту назад, так что такова мера вашей чести и совести? Вы поклянетесь всеми богами вот этому человеку забыть все, что произошло сегодня вечером, я уверен в этом, и все же я думаю, что завтра утром весь город будет обыскан, опрошен и обнюхан вашими информаторами, жадными до огромных наград. Предложенных вами за ту информацию, которая приведет нас в замешательство. Эй, ты, секретарь!

Беленус шагнул вперед, его лицо выражало надежду, и трибун ткнул большим пальцем ему в плечо и повернув к нему голову шепотом произнес.

– Ты получишь свободу в награду за то что помог расправится со своим хозяином, но половину накоплений, если они у тебя есть, ты отдашь Храму Митры в знак благодарности за заступничество Нашего Господа за тебя. Сообщишь мне, в какой Храм ты отдашь деньги, и если ты не сделаешь этого в течение недели, можешь быть уверен, что я найду и убью тебя сам. А теперь, убирайся.

Вольноотпущенник поспешил мимо двух солдат с выражением благодарности на лице, и Скавр перевел взгляд на оставшихся пленников, зная, что они были близки к тому, чтобы броситься на него, несмотря на угрозу мечей.

– Центурион Котта!

– Трибун!

– Что ты думаешь?

– Что я думаю, трибун?

– Да.. Ты производишь впечатление человека, у которого хватит решимости отдать приказ убить всех этих людей, если ты чувствуете, что они этого заслуживают, и ума проявить к ним милосердие, если ты считаешь, что они этого достойны. Я предоставляю тебе право решать самому.

Котта на мгновение помолчал, словно размышляя над вопросом, затем в его газах мелькнули какие-то неприятные воспоминания и окинув холодным взглядом стоящих перед ним людей, он поднял свой меч, направив его на них, и повысил голос, как на плацу, выкрикнул команду:

– Вперед!

Альбинус долго ждал, когда открылись задние ворота виллы, его телохранители защитной дугой окружили его, когда тунгрийцы вышли на улицу. Он, молча, наблюдал, как люди Котты вывели первую повозку через ворота, из-за задних створок которой выглядывали перепуганные женщины. Когда вторая повозка последовала вслед за второй вниз по холму и ворота закрылись, он, наконец-то, обрел дар речи.