Оба услышали, как лязгнул замок на двери, и красноармеец поставил на пол котелок с кашей и двумя воткнутыми ложками.

– Как на приёме у библиотекаря великого князя Константина Константиновича, – грустно пошутил Аполлон Сидорович, памятуя об изысканных угощениях в Константиновском дворце. Он пододвинул незамысловатую еду к Тимофею.

Вдвоём они мгновенно управились со сваренной на воде пшёнкой и принялись обдумывать своё положение.

– Старый я болван, – сетовал Аполлон Сидорович, дочиста облизывая погнутую об дно котелка ложку, – мало того, что заблокировал потайной ход, – а мы по нему могли бы выбраться наружу, – так ещё и отправился прямой дорогой в пасть к большевистскому Вельзевулу и вас с собой потащил. – Он шевельнул огромными ступнями, обутыми в крепкие старомодные башмаки, и уныло опустил лысую голову.

Тимофей порывистым жестом остановил его самокритичные излияния:

– Господин библиотекарь, я пришёл не за вами, а за Всеволодом и без него не уйду, так что не корите себя понапрасну.

Немного раздумав, Тимофей решил не посвящать хранителя в их с Крысей заговор. Мало ли что… Так будет лучше.

До середины дня заключённые сидели прижавшись спина к спине и почти не разговаривали, думая каждый о своём. Тимофей переживал за родителей и мечтал о Зиночке, а Аполлон Сидорович горевал об утраченной библиотеке Езерских, начало которой было положено в благословенные времена государыни Елизаветы Петровны.

– Вы представляете, Тимофей Николаевич, – время от времени начинал стенать библиотекарь, и его лысина немедленно краснела, а грушевидный нос желтел, – они бросили в костёр прижизненное собрание сочинений Оноре де Бальзака! Великого Бальзака. Я понимаю, господа революционеры желают читать труды господина Маркса и этого, как его… – он щёлкнул пальцами, – Ленина! Читайте на здоровье! Но зачем жечь произведения великих литераторов? О-о-о-о, почему я не бросился в пламя и не сгорел вместе с книгами?

– Аполлон Сидорович, вся Россия горит, посмотрите вокруг, – увещевал Тимофей безутешного хранителя.

– Да, да, – ненадолго соглашался тот, но вскоре вспоминал ещё о каком-нибудь утраченном раритете, и всё начиналось сначала.

– Странно, но, похоже, о нас забыли, – констатировал Тимофей, когда полоска неба в потолочной щели приняла тёмно-синий цвет, а есть и пить захотелось совершенно нестерпимо.

– Действительно, забыли. Может, оно и к лучшему.

Библиотекарь покопался в кармане и выудил оттуда два кусочка пилёного сахара, завёрнутые в салфетку.

– Из старых запасов. Я, видите ли, лакомка, – сконфуженно признался он. – Вот, предлагаю поужинать.

Тимофей с благодарностью кивнул и положил кусочек на язык, ощущая давно забытый вкус сладости.

Опять кольнула мысль о Всеволоде и Кристине. Что с ними?

– Как вы думаете, Аполлон Сидорович… – задал он вопрос библиотекарю, но договорить не успел: по подвалу разнёсся ужасающий вой, заставлявший предположить, что в подземелье разводят особую породу волков, потому что ни один, даже самый наглый, призрак никогда не смог бы издать такие невыносимо пронзительные звуки, от которых по телу побежали мурашки:

– У-у-у-у, у-у-у-у!

– Слышите?! – всполошился Аполлон Сидорович и умолк, потому что немедленно, так же, как и накануне, в стену раздался стук: тук, тук, тук-тук.

Тимофей моментально бросился на колени, прильнул ухом к холодной штукатурке и костяшками пальцев повторил ритм: тук, тук, тук-тук…

– Тук, тук, – прозвучало в камере номер пять с другой стороны стены.

Там тоже кто-то был. Тимофей встрепенулся от неожиданной удачи:

– Аполлон Сидорович, я установил связь с узником из соседней камеры! – возбуждённо закричал он и лихорадочно забарабанил об стену, давая о себе знать невидимому собеседнику.

– Ну-ка, ну-ка, молодой человек, позвольте мне послушать сию сладостную музыку, – тоном прежнего величественного библиотекаря из дома Езерских заявил Аполлон Сидорович, кряхтя и приваливаясь боком к стене.

Он самолично три раза стукнул в стену, дождался ответного удара и удовлетворённо улыбнулся:

– Знать бы ещё, что за человек нам отвечает, и мы могли бы сговориться о побеге.

Словно в ответ на его слова, по подвалу пронёсся уже знакомый леденящий вой, заставляющий ёжиться от непонятной тревоги, и снова стук.

На этот раз удары не были беспорядочными. Тимофей вслушался, и в его глазах появилось лукавое выражение: заключённый из шестой камеры выстукивал милую сердцу Тимофея мелодию, которую очень любила наигрывать его Зиночка: «Ах, мой милый Августин».

Определённо, сосед по тюрьме знал это.

– Всеволод! Там Всеволод! – вскрикнул Тимофей и радостно затормошил Аполлона Сидоровича. – Слышите, слышите?! Я надеюсь, это Сева! Он даёт нам знак!