– Знаешь, часто ловлю себя на том, что начинаю мыслить не по-немецки, как раньше, а по-русски. Мама выговаривает, но немецкое слово вдруг вылетает, а русское – тут как тут.

– У нас такая же история, и это естественно. Бабушка тоже ругается, заставляет говорить только по-армянски, но на улице не заговоришь, в школе тоже, так что и у нас дома вылетают русские слова. Разговор на армянском воспринимается, как пренебрежение к русскому, и мы боимся.

– А ты хочешь забыть армянский?

– Нет, не хочу. Мы надеемся, что нам разрешат вернуться на Родину.

– А за что вас выслали?

– Не знаю. И никто не знает. Объявили «врагами народа»…

– А среди вас точно нет «врагов народа»?

– А среди вас? – вопросом на вопрос подозрительно спросила она.

– Среди родных нет – это сто процентов, а среди других – не знаю; но мы немцы и, по представлениям многих, – олицетворение фашизма. Вам проще, легче.

– Это правда. Вам тяжелее, – добродушно согласилась Рита. – Но папа говорит, что немцы хорошие и пострадали из-за войны.

– Не знаю, Рита. Я тоже думаю, что из-за войны, но это несправедливо: мы никакого отношения к войне не имеем. Если бы не она, проклятая, жили бы на Волге в своём красивом Мариентале и ели яблоки, груши, сливы. Ведь до сих пор не знаем, какие они на вкус!

– Да, – вздыхает Рита, – а знаешь, как в нашей Армении хорошо! Приезжай после десятого – фруктов вот так наешься! А лучше за моего Робика выходи, ты ему нравишься, он говорит, что ты на армянку похожа.

– Правда? С курносым-то носом?! Вот не думала! Что ты – замуж! Рано ещё!

– А у нас в четырнадцать-пятнадцать замуж выходят.

– Почему ж не выходишь – тебе восемнадцать скоро!

– Вышла бы – не за кого!..

Иногда к нам присоединяется Робик. Юморной, он с приятным кавказским акцентом рассказывает армянские анекдоты. Бесшабашно и громко хохочем на всю улицу, удивляя немногочисленных прохожих.

А смеялись в те годы редко.

Я заканчивала восьмой класс, Иза – седьмой, в Родинской средней школе предстояло учиться теперь нам обеим.

– Где брать деньги?? – не раз слышали мы вопрос матери.

Барщина в колхозе становилась невыносимой, и родители приняли решение перебраться в совхоз, где работа оплачивалась деньгами, а не палочками-трудоднями, как в колхозе.

В восьми километрах от Степного Кучука находился зерноводческий совхоз – Степной Совхоз – с созвучным нашему селу названием. Ранним утром, весной, папа Лео отправился устраиваться на работу, в случае удачи намеревался просить жильё для разросшейся семьи: пятерых детей и бабушки Зины – Лида к тому времени была уже замужем и жила в Барнауле. Вечером во двор зарулила полуторка, и из кабины легко выпрыгнул папа Лео.

– Всё! Меня приняли. Механизаторы им нужны.

– Так мы ж не собраны! – потрясённые женщины не знали, за что приняться.

– А чего собираться? Сегодня погрузим всё крупное, а мелочь вывезем завтра – за ночь её упакуете.

Радовало, что колхозной кабале пришёл конец, но переезд случился слишком быстро – мы с грустью расставались с насиженным местом.

Год в Степном Совхозе промучились на подселении в саманном домике, затем дёшево купили половинку деревянного дома с большой комнатой, к которой пристроили кухоньку. В этом доме родились Виктор и Артур, в нём семья наша прожила семнадцать лет.

Два последних месяца Иза хозяйничала в опустевшем заречном домике одна. Папа Лео соорудил ей топчан, на нём она спала, ела и делала уроки. Продукты на двоих делились теперь пополам; сначала завозили ей – по пути, затем ехали дальше – ко мне. В конце учебного года заехала я в Кучук за Изой, оттуда отправились мы в совхоз под новую, незнакомую пока ещё родительскую крышу.

Первый месяц летних каникул – июнь – работали по хозяйству: поднимались на утренней зорьке и босые носили для полива воду из общественного колодца. От холодной росы мёрзли ноги, но единственную обувку – старенькие туфельки – берегли на выход.

Воды в колодце не хватало, и до семи утра самые расторопные спешили вычерпать набежавшую за ночь. С семи до десяти не разрешалось подходить к колодцу – набегала вода для работников фермы. С двенадцати дня выстраивалась очередь для любителей поспать – они чертыхались, что нет воды.

Эти невыносимые для нашей большой семьи мучения вынудили папу Лео выкопать свой колодец. Летом в гости приехала Лида с семьёй, они тоже помогали. И хотя вода оказалась солёной, она несколько облегчила наш быт: ею поили скотину, поливали огород, мыли посуду. Для стирки бабушка Зина делала щёлок. Воду из общественного колодца приносили теперь только для питья и приготовления пищи. Впоследствии родители выкопали на заднем дворе ещё один колодец – вода, к счастью, оказалась в нём пресной.