Шрифт:
Её родная сестра – Мария Егоровна Эйхвельдт, урождённая Милло. Известная пушкинистка М.А.Цявловская разгадала, что именно к ней обращены фривольные стихи Пушкина 1821 года:
Христос воскрес, моя Ревекка!Сегодня следуя душойЗакону бога-человека,С тобой целуюсь, ангел мой!А завтра к вере МоисеяЗа поцелуй я не робеяГотов, еврейка, приступить —И даже то тебе вручить,Чем можно верного евреяОт православных отличить.Но в «донжуанский список» Пушкина Мария не попала, она была возлюбленной его друга, Николая Алексеева. А наш нечестивец в это время сочинял «Гавриилиаду», список которой сохранил всё тот же «верный Орест», Николай Алексеев.
Пушкин так и не явился, чтобы получить благословение митрополита Гавриила, более того, проявил неуважение. На второй день после похорон владыки, 5 апреля, обращаясь к В.Л. Давыдову, он написал:
На этих днях, среди собора,Митрополит, седой обжора,Перед обедом невзначайВелел жить долго всей РоссииИ с сыном птички и МарииПошёл христосоваться в рай…Правда, иногда Пушкин сопровождал Инзова к обедне в Архангело-Михайловскую церковь, в ту пору она выполняла функцию кафедрального собора. Старый собор, как и Ильинская церковь, в которую упиралась Семинарская улица (позже Гоголя, ныне Бэнулеску-Бодони), будут снесены при советской власти без особой необходимости, по причине полного бескультурья городских властей и советских чиновников, начисто лишённых уважения к истории собственного отечества.
Посещал Пушкин «со товарищи» и представления «актёрской труппы под управлением Давида Гензеля» в доме Тудора Крупенского. Прапорщик Владимир Горчаков, с которым Пушкин познакомился именно на одном из представлений, сообщает: «…зала была великолепной. Треть залы занимали оркестр и сцена; плафон темнел в каких-то кабалистических знаках»; а афишку о представлении принёс ему «услужливый фактор (посредник. – Г.И.) Мошка». У Варфоломея музыку играли цыгане, звучала она диковато на европейский слух, а у Тудора Крупенского «зажигали» еврейские клезмеры.
Но еврейско-русского воздуха в Кишинёве пушкинской поры ещё не было, для него время не приспело. Русское общество в Кишинёве только начинало складываться, и евреи ещё не могли занять в нём сколько-нибудь заметного места. Обитатели нижнего города жили отъединённо и скудно, занимались ремёслами, мелкой торговлей, посредничеством при копеечных заработках. Кишинёвским евреям ещё предстояло присмотреться к русским, привыкнуть. Исследователи насчитали две сотни знакомцев в кишинёвском окружении Пушкина. Не все они были русскими. Тем не менее, именно декабристы, офицеры, участвовавшие в войне с Наполеоном, «дети 1812 года», как их называл Сергей Муравьёв-Апостол, и, конечно же, сам Пушкин – вот кто заложил основы русской составляющей «особенного» воздуха, о котором уже в ХХ веке напишет Довид Кнут.
Конец ознакомительного фрагмента.