– Я уже сказал тебе однажды, что мне нравятся другие мужчины. Но сейчас я замужем и не считаю возможным уделять кому-либо время. Если тебе неизвестно, что такое верность, честь, то я сожалею об этом.

– Я уверен, что в твоей жизни много мужчин, и поэтому тебе, Алла, совсем не идут эти ужимки, этот нравоучительный тон по отношению к своему другу. Трудно сказать почему, но ты всегда была такой.

– Какой?

– Возвышенной, но не в смысле внутреннего совершенства, а в смысле парения над толпой.

– Ты начинаешь меня оскорблять.

– Ты меня уже оскорбила, а я лишь был прямолинеен с тобой, потому что считал тебя своим человеком. Но ты действительно чужая, и я для тебя посторонний мужчина, в котором ты видишь только желающего тебя самца. Время не прибавило тебе мудрости.

– У меня есть принципы.

– Это плохие или очень странные принципы, – сказал Вышегорский и мрачно протянул Алле на прощание руку.

Она не хотела больше с ним говорить, однако меньше всего ей хотелось расстаться с ним в эту минуту. Лучшим способом не отпустить его, задержать и, если удастся, нанести еще одну невидимую пощечину, было ответить ему какой-нибудь элегантной колкостью. В долю секунды Алла придумать ничего не могла, поэтому употребила привычный, зато во многих случаях проверенный штамп.

– А если бы твою жену кто-нибудь пригласил в ресторан и предложил постель, что бы ты на это сказал? – заявила Алла и показала на лице гримасу внимательного, приготовившегося к прыжку хищника.

– В синие небеса никто тебя не зовет. А что касается супружеских отношений, то не надо делать коктейль из понятий морали и элементов тайной жизни человека. Тебе кажется, что ты загнала меня в тупик, ведь не могу же я выглядеть безнравственной дрянью, желающей своей жене любовника. Но сравнения неуместны из-за разности категорий. Лучше скажи мне, у тебя есть приглашение на пятничную презентацию?

– Меня всегда приглашают с мужем. А вот зачем тебе потребовалось там быть. Неужели решил стать важным экономистом?

– Сможешь мне достать еще одно приглашение?

– Конечно, нет! Зачем тебе там быть, ведь там собирается финансовая элита.

– Не прощаюсь на долго, – сказал Вышегорский и махнул Алле рукой.

Вышегорский понял, что дальше будет непрерывная игра слов и лучшим способом избежать потери времени будет резко оборвать разговор и уйти. Они пошли в разные стороны. Красивые длинные ноги уносили несостоявшуюся когда-то жену. Грустные мысли сопровождали неудачливого в прошлом ее жениха.

Презентация, на которую неимоверными усилиями Вышегорский достал приглашение, была в самом разгаре. Чествовали академика, известного публициста и страстного пропагандиста нового экономического подъема господина Райневского. Его книга “ Особенности нового экономического подъема в России” после стольких лет публицистического затишья вызвала много шума, который можно сравнить разве что с гулом военной атаки, когда люди неделями тихо лежат в укрытиях, а потом разом встают и с криками радости, восторга и злости несутся на укрепленные окопы врага.

Зал центрального ресторана столицы горел под напором осветительных юпитеров, фотовспышек и улыбок красавиц, специально приглашенных для работы из престижного агентства моделей. После главного выступления виновника торжества и целой цепочки ответных выступлений с неизменными здравицами в честь героя дня, теплых поздравлений и горячих рукопожатий, за которыми опытный психолог нашел бы не меньше холода и фальши, чем на сходке у яркой голливудской звезды, гости образовали деловые кружки.

Вышегорский не мог долго находиться в состоянии одиночества, чтобы не походить на одинокий стог сена посреди выстриженного в лысину поля, поэтому он подошел к одинокой даме и разговорился на отвлеченные темы. Он ждал, когда освободится человек, обещавший познакомить его с господином Холмовым, который по поручению министра Рокетского не допустил “Миринвестбанк” к драке за богатое озеро нефти.

– Так вы настаиваете на том, что у нас начался серьезный подъем? – сказал Вышегорский солидной даме, которая без умолку в течение десяти минут рассказывала о книге так, как будто не только ее сама лично писала, но и редактировала, и печатала, и распространяла одновременно и готова была повторно двинуться на это святое дело хоть с этого званного ужина.

– Да, и только да! Мы, безусловно, не можем потеснить американцев в мировой экономике, но мы вытесним других, и сами займем почетное место, – сказала дама, находясь в прекрасном расположении духа под впечатлением от сказанного ею же, но минутою раньше. – Особенно надо обратить внимание на вторую главу книги.

– Вообще выглядит впечатляюще. Сначала ограбив всех сами разбогатеем, а потом станут богатеть все остальные, и в первую очередь пенсионеры, – явно с издевкой сказал Вышегорский.

– Я вас не поняла, – сказала солидная дама. Она так была увлечена своей речью, что не была готова услышать такое от приятного молодого мужчины. – Экономика не консервный нож дилетантов, которые внутри опустошенной банки пытаются найти государственное процветание. Я уверена…

– Извините, вы не могли бы сказать, вот тот господин Холмов?