– Добрый вечер, Настенька, – произносит мама Данияра.

– Здравствуйте, – я чуть наклоняю голову и сажусь за стол, не выпуская Миру из рук. Не хотелось. Чувство небезопасности обострилось за секунды.

Первые полчаса мы миролюбиво изучаем меню и сопровождаем это время короткими дежурными фразами. Когда официант уходит с нашим заказом, повисает неловкая пауза.

– Думаю, глупо делать вид, что ничего не произошло, – начинает Ленар Багров. – Мы виноваты. Мы совсем не участвовали в жизни нашего сына и даже не заметили, как ты повзрослел и возмужал. Я всегда был за спиной своего отца, был тенью, но ты совсем другой, Данияр.

– Рад, что ты заметил, – от голоса мужа пахло равнодушием.

– Но мы надеемся, что не поздно все исправить. Мы не желали зла.

– А как дочку назвали? – вмешивается жена Ленара.

– Мира, – отвечаю я, потому что Данияр замкнулся в себе.

– Красивое имя.

– Спасибо.

– Ты все с ней успеваешь? Может, тебе нужна помощь?

Качаю головой, сразу отказываясь.

– Я справляюсь. Когда мне нужно поработать в отдельной комнате, то приходит няня на несколько часов.

– Няня? – удивилась женщина. – Но ведь Мире всего четыре месяца.

– Няня, мам, – вклинивается Данияр. – Моя жена хочет работать, и я ее поддержал. Несколько часов работы в день – это некритично.

Я посмотрела на Дана с любовью.

Удивительно, но сейчас я меньше всего ожидала от него поддержки, ведь он с трудом принял мое решение о самостоятельности.

– Так удивительно, – продолжает она. – В наше время не было нянь, и мамы все время посвящали детям.

– Как видишь, это не показатель счастливых семейных отношений, – отрезает Дан, обнимая меня за талию. – Ты привела плохой пример, мама. Своей женой я горжусь, давайте сменим тему.

Вовремя приносят напитки и еду, сглаживая наш разговор, который заводит в тупик. Сразу после ужина муж начинает собираться, поглядывая на время.

Разговора не вышло, зато я услышала от Дана, что он мною гордится.

Если ради этих слов нужен был этот вечер, то он того стоил – внутри все трепетало, я хотела услышать слова поддержки, которых мне от него так не хватало.

По окончании ужина Данияр молча оплачивает весь счет, не позволив родителям расплатиться за нас, и поднимается с места.

– Не люблю быть должным, – произносит Дан с сухой улыбкой. – Нам пора ехать, поздно уже.

На выходе из ресторана, прижимая к себе дочь, я остановилась и подождала Данияра: тот разговаривал с отцом.

– Надеюсь, когда-нибудь вы нас простите, Анастасия. Мы бы хотели изредка видеть наших внуков.

Я оглядываюсь с дочерью на руках. Его мама двинулась ко мне.

– Я пришла сегодня, – отвечаю ей. – Это значит, что я не стану препятствовать, но пока что няне я доверяю больше, чем вам. Нужно время, вы понимаете.

– Мы не знали всего, что делал Назар, – произносит женщина.

– Но вы знали малую часть, а этого достаточно, – парирую в ответ.

Данияр прерывает наш диалог, сухо прощается с родителями и уводит меня на улицу.

Никакого волшебства не произошло. Никакого хеппи энда в семейной трагедии не случилось. Напротив, в душе поселилась тяжесть, но когда мы втроем остаемся наедине, то и она пропадает.

– Неужели всегда будет так тяжело?

– А ты хотела слез и объятий? И чтобы все друг друга простили? – вздохнул Дан, выруливая с ресторанной парковки.

– Хотя бы как-нибудь, но не так…

– Такова жизнь, Насть. Я даже не надеялся ни на что. Так проще.

– А я надеялась, – произношу твердо.

– Но вышло все равно по-моему. Нет надежд, нет разочарований. Запомни, родная.

Муж кладет ладонь мне на колено и медленно поглаживает. С платьем я поспешила, под вечер действительно стало прохладно, но я снова не послушала Дана. Благо, он промолчал и не стал больше отчитывать.

Под тихую мелодию мы спокойно едем в сторону дома. Втроем. И кажется, что больше нам никто не нужен.

– Но хотя бы у нас будет хэппи энд? – спрашиваю сонно.

– А ты бы где хотела его провести?

Не раздумывая, отвечаю с улыбкой:

– На островах. Где нас никто не достанет. И никто не найдет, – шучу, будучи уверенная в том, что это так и останется мечтой.

Семь месяцев спустя

– К сожалению, такие условия нам не подходят, – произношу как можно ровнее, при этом стараясь не выдать своего раздражения.