— У тебя все в порядке? — спросил Марк, подхода ближе к двери.

— Да, все в порадке, — хрипло ответила девушка. — Я скоро выйду.

Голос Марка звучал мягко и умиротворенно.

Но люди так хорошо умеют притворяться, подумала про себя Энни.

— Омлет опадет, если его не съесть горячим, так что поспеши к столу.

Машинально девушка присела на край ванны, увидела в зеркале свое отражение и поморщилась. Она будто вылезла из угольной шахты. Быстро сполоснула лицо и окунула голову в горячую воду ванны. Затем тщательно вычесала из волос прутики и листочки, все еще торчавшие в них, поднялась и собрала волосы в пучок. Она уже совсем согрелась и чувствовала себя гораздо лучше. Одевшись, торопливо спустилась вниз. Когда она вошла на кухню, Марк обернулся.

— Успела в самый раз, — сказал он и снова отвернулся к плите.

Энни напряженно ждала, как он оценит ее вид. Она стянула волосы на затылке и завязала их ленточкой, надела облегающий джемпер зеленого цвета и джинсы, сидевшие на ней как влитые. Но Марк промолчал, и у нее чуть упало настроение. А Марк тем временем подцепил золотистый полукруг омлета, положил на подогретую тарелку, поставил на стол и жестом пригласил Энни занять ее место.

— Присаживайся и начинай есть, пока я приготовлю себе.

Девушка придвинула стул ближе к столу.

— Выглядит аппетитно, похоже, что омлет отличный. Вы что, шеф-повар или что-то в этом роде?

Марк рассмеялся.

— Да нет же, просто я француз, — при этом он разбил пару яиц в шипящую на огне сковороду и принялся творить магические пассы вилкой, сгребая мелко порубленную травку к центру сковороды. Энни принялась за еду — у нее даже в животе заурчало, едва она почуяла запах яиц и пряных трав. На столе стоял салат, нарезанный ломтями французский хлеб и неизменные фрукты. Энни взяла себе ломтик хлеба, наложила листьев салата и подцепила вилкой большущий кусок омлета.

Сейчас и кухня выглядела по-иному. Марк зажег свечи, выключил верхний свет и присоединился к Энни за столом, когда та уже наполовину прикончила свой ужин.

— Почему ты не налила себе вина? — Он взял бутылку белого вина и немного плеснул в ее бокал. Свой он наполнил доверху.

— Вас научила готовить мама? — спросила Энни.

— Да, я обычно помогал ей на кухне после уроков, но и мой отец иногда тоже готовил,

— Это было в горах Юра? Вы там жили в деревне?

— Да, это была маленькая деревенька, всего несколько домов, да еще старая церковь, — Марк говорил и ел, однако Энни подметила, что он ее исподтишка разглядывает, стараясь делать это незаметно. — Церковь Сен-Жан-де-Пэн…

Энни почему-то знала наверное, что услышит это название. Снова у нее перехватило дух, девушка вздрогнула и отложила вилку в сторону.

— Там родился мой отец…

— Да, я его знал.

Девушка в изумлении уставилась на него.

— Вы знали моего отца? Но где вы с ним встречались? Я знаю точно, что он никогда не возвращался в горы Юра после того, как покинул их..

— Я знал его, когда он был еще мальчиком.

Девушка принужденно засмеялась.

— Вы хотите сказать, что знали его, когда сами были ребенком?

Марк поднял голову и пристально посмотрел на девушку, весьма серьезно.

— Нет, я имею в виду то, что сказал. Твоему отцу было семь лет, когда я его встретил.

Ну вот, опять. Энни в смятении смотрела на него.

— О чем вы говорите? Как это могло быть? Мой папа родился…

— …в 1936 году, — закончил за нее Марк.

Ну, положим, это он мог легко выяснить, думала девушка. Она-то ему год рождения своего отца не сообщала.

— Да, он родился в 1936 году, — сердито согласилась девушка. — Потом мать забрала его с собой в Англию, но это было уже в 1945 году, и после этого он никогда более не возвращался в горы Юра. Так что вы никак не могли там его встретить… Вы просто еще не родились, пока ему не исполнилось… ээ… — Энни быстро подсчитала в уме, — двадцать четыре года! Отцу было двадцать четыре, когда вы появились на свет.

— Доедай свой омлет, — вот и все, что Марк сказал ей на это.

Энни уже не была голодна, но она доела ужин и осушила бокал, хотя не собиралась пить, спохватившись лишь после того, как у нее в руке оказался опустевший бокал… Марк тут же подался вперед и вновь наполнил его вином.

— А твой отец говорил что-нибудь о своей матери?

— Часто говорил, — нехотя признала Энни. — Но мне было только одиннадцать лет, когда он умер. Я его не очень хорошо помню, а бабушка умерла вообще до моего рождения. Она переехала жить в Англию после войны. Я никогда не знала, почему она это сделала. Полагаю, что она как-то участвовала в движении Сопротивления, потом, сразу же после приезда в Лондон, она получила работу переводчицы в какой-то государственной структуре. Отец ничего не рассказывал о ее военных приключениях, так, случайные упоминания…

Марк засмеялся, блеснув белоснежными зубами на загорелом лице.

— Это так похоже на Пьера. Он всегда был тихим, упрямым и замкнутым мальчуганом. Этим он очень походил на своего отца. Ты знаешь, что твой дедушка, Жак Дюмон, был убнгг в первые дни германского вторжения во Францию в 1940 году?

— Я знаю, что моя бабушка овдовела сразу после начала войны. — Энни никогда не удавалось расспросить у матери о семье ее отца. Та просто не желала говорить с дочерью о своем покойном муже, а уж после нового замужества вообще стало невозможно даже упоминать имя ее первого супруга. Энни быстро убедилась, что отчима эти расспросы приводили в ярость; и оставила свои попытки.