Провернула нож несколько раз в животе Гордея. Намотала его кишки и выпустила их.

Но я не чувствую удовлетворения, что сделала ему больно до быстрого и беглого подергивания левого нижнего века.

Мне тошно. Тошно от себя.

Он прав. Я не видела в нем мужчину, которому безоговорочно должна доверять, и считала, что Вячеслав имеет право воспитывать его и учить, каким ему быть мне мужем.

Мне же нравилось, что я была особенная, что с меня надо сдувать пылинки, что надо цветы покупать и вечно восторгаться, как со мной-то повезло.

Если не папа скажет сыну, как надо относиться к любимой женщине, то кто тогда?

Может, свекру еще стоило влезть третьим в нашу постель и поучить сына, как удовлетворять жену?

Перебор, Ляля? Да?

Перебор, конечно, а вот напоминать, что надо купить цветы — нет. Тут можно смущенно улыбнуться. Хи-хи, мать твою, хи-хи. Нахихикалась, Ляля?

Теперь ищешь виновного, чтобы стало легче?

А если отзеркалить ситуацию, и пофантазировать, что моя мать приезжает к Гордею, они общаются, дружат и никто не видит в этом ничего плохого и сомнительного, но мне муторно. Она ведь идеал, ее все любят, а еще она смеет отпускать мне замечания, например, чем кормить мужа и как его радовать.

И все клали на мое недовольство, потому что это же ТВОЯ МАМА!

Особенно муж, который восхищен великой женщиной и видит в ней вторую маму. Смогла ли бы я в неосознанном раздражении порвать отношения с матерью, обрубить с ней общение просто потому, что мне не нравится, что она привозит банки огурцов любимому зятю?

И в каком бы я была состоянии под таким гнетом постороннего и семейного восхищения и очарования этой идеальной мразью, которую я еще и люблю, как ребенок.

Эту привязанность, авторитет перед родителем не искоренить, если на протяжении многих лет человек был для тебя примером.

А Вячеслав был примером для Гордея, и он его любил, потому что роль хорошего отца он играл замечательно. Как и роль хорошего мужа, и хорошего друга.

Мой отец про него говорил, что если на кого всегда есть положиться, то это на Славика. Так и было. Славик помогал, выручал и всегда на связи.

И теперь я понимаю, что это не из-за благородства его души, а из-за больной психики, которая требовала от него быть чуть ли не богом, которому молятся смертные дураки.

Он не семейный клан создал, а секту, блин.

А если пойти дальше и натянуть эту ситуацию на Гордея и на нашего сына? Нет, не выходит, потому что Гордей другой. Он не Вячеслав. Он выстраивает авторитет с детьми иначе. Не как “патриарх”, на которого надо равняться и который определяет жизненный путь детей. Они для него не наследники и не продолжение в извращенном понимании, а дети, у которых могут быть свои цели, и не надо им жить с понятиями, что они, например, они унаследуют бизнес и что на них большая ответственность за семейное дело.

Хочешь, Лева, заниматься футболом с мечтой, что станешь известным футболистом? Дерзай. Гордей не делал ремарки, что это наивная цель и что футбол футболом, а нашему сыну придется однажды, когда набегается с мячом по полю, обязательно войти в семейный бизнес и поднять на новые вершины успеха. Он же Варцов!

Гордей другой.

И не стал бы он говорить сыну, что иди и купи цветы жене. И не приезжал бы он в его отсутствие чай попить. Не стал бы.

Закрываю глаза, зажмуриваюсь и прижимаю кулак ко лбу в попытках унять дрожь.

— Я не могу больше вспомнить моментов с подобным, Гордей, — говорю тихо, едва слышно. — И знаешь, он же не сразу… Он же постепенно вползал в нашу семью. Годами незаметно становился все ближе и ближе, — поднимаю взгляд на молчаливого Гордея. — Возможно, он почуял, что твое терпение на исходе, и пошел ва-банк и реализовал свои фантазии. Ну и продавить нас на третьего внука не выходило, да? Хоть в этом мы были с тобой на одной волне.

Глава 29. Муж объелся груш

— А почему мы не хотели третьего ребенка? — задает Гордей внезапный тихий вопрос.

Хороший вопрос, под которым нет скандалов, разговоров и предложений “а, может, еще за одним пойдем?”.

Мы хорошо обеспечены, проблем со здоровьем у меня не было, осложнений при родах, а сами дети — не проблемные.

Я не зашивалась до изнеможения. У меня были помощницы по дому, няня несколько раз в неделю, бабушки.

Рожай хоть роту, но мы остановились на двух.

А я хотела в юности много детей, но пришла к тому, что о третьем даже не думала, а Гордей не настаивал. И все это я завернула в обертку “мы планировали двух детей”.