Когда Остап увел гостя, епископ не без иронии в голосе заметил:

— У Мишки с Наською опосля Клавки, — кивнул на венок. — Долго деток не было, вот и дал он зарок, от хмельного отказываться. Крепок верою — зарок эвон как держит, — приосанился. — Да только Клавка-то замужем давно.

Дамы и господа грохнули через осторожную секунду после меня.

— Ничего, — добродушно улыбнулся Афанасий. — У него еще меньшая есть — тоже под венец скоро, — указал на поляну.

В середину хоровода внесли наряженный в косынку, рубаху и юбку ствол березы, под подол шмыгнула девочка лет десяти, и хоровод пустился в пляс вместе с «ожившей» березкой.

Хороший сегодня день.

Всплеск насилия, уже прозванный журналистами «опиумным бунтом», окутал все крупные города России. В Петербурге, как самом населенном и богатом — что почти всегда приводит к засилью деструктивных идей — даже пришлось немного пострелять на поражение. Западные газеты злорадно рассказывали о «захлестнувшей Россию опиумной эпидемии». На себя посмотрите, мать вашу! Нихрена в этом мире не меняется — соринка в русском глазу оправдывает десять тысяч бревен в западном.

Империя привычно ничего с проблемой не делает. Да и что с ней сделаешь? Первое время наркоманы будут лютовать, потом нечистые на руку аптеки осознают перспективы, прикормленные таможенники станут закрывать глаза на некоторые ящики, а потребители научатся «не палиться» — получится почти нормальная жизнь с нюансами. Как бороться? Даже расстрелы не всегда помогают — мы же не Филиппины, у нас три четверти территории сухопутная граница. А поручу-ка я это дело Синоду! Пусть церковные «оперативники» совершают контрольные закупки, открывают специальные монастыри для реабилитации и проводят с населением разъяснительную работу. Решено — отправлю Александру письмо с такой инициативой, он сейчас тоже поди репу чешет и думает, как бороться с ранее неведомой напастью.

В дополнение к телеграмме пришлось ответить на привычную кипу писем от родни. Польза от этого есть — я потихоньку знакомлюсь с Романовыми, и пока впечатления вполне положительные — они меня обильно хвалят, а девичья часть очень переживает за мою внезапно проснувшуюся большую любовь.

Разобравшись с русскоязычной почтой, я пригласил Оболенского, и мы засели за письмо Маргарите Прусской.

— «…постараюсь посетить вашу прекрасную страну при первой же возможности».

— Суховато, — оценил князь.

— Продиктовано тоном ее письма, — развел я руками. — Предполагаю вмешательство сверху — либо Его отцовское Величество, либо Вилли. Признание было принято в качестве дипломатического сигнала, и Маргарита от этого на меня несколько обижена. Нужно сбавить напор и подождать, пока время и собачка сделают свое дело.

— Разумно, — принял он аргумент.

Следующие два часа ушло на изучение немецкого. Мозг — он же немножко мышца, и, если его тренировать, будет работать хорошо. Голова у Георгия тренированная, а я не ленился в прошлой жизни, поэтому пользоваться предоставленными мощностями умею — это дает хороший прогресс. К прибытию в Германию — а это минимум через полгода, я уже смогу почти свободно общаться с будущей супругой.

Уроки были прерваны обедом, после которого мы оставили Иркутск на два дня — гастролировали по окружающим деревням, населенным в основном казаками. Согласно указу Николая I — и спасибо Андреичу за то, что рассказал мне об этом — русский цесаревич является почетным атаманом всех казачьих войск, а значит с казаками мне дружить долго и плотно. На Дальнем Востоке получилось очень удачно, и этого задела мне хватит надолго — достаточно оделять таких универсальных юнитов регулярным вниманием да обучать петь песню «Конь» группы Любэ — мой прошлый отец много эту группу слушал, и теперь я за это ему благодарен.

В Манчжурию отсюда успели уйти многие — снимались с места целыми сёлами. Оставшиеся переделили оставшуюся землю, так что хорошего настроения было хоть отбавляй: засеянными полями, как бы парадоксально для почти крестьян не звучало, переселенцы решили пренебречь. Копытный скот старались уводить с собой, а вот хрюшек продали соседям с хорошей скидкой — удивительной величины «подъемные» легко компенсируют потери. Прикольный эффект получается — делаешь полезное в одном месте, а хорошо от этого становится в нескольких.

Во время непременных на таких встречах маневров казаки из Конвоя хвастались «Японской конной забавой», с легкой душою стреляя по прицепленному к лошади мешку из револьвера. Мне это ОЧЕНЬ не нравится, потому что мы потеряли так пару лошадей — возмещать стрелкам пришлось из своих — и сломали несколько костей. Мужики, однако, слезно просили не запрещать такое веселье, и я пообещал — до первого человеческого трупа. Пока обошлось.

Портфель моих японских акций за эти дни почти удвоил свою цену. Для меня это статистическая погрешность, но механизм понятен — как только подвернется возможность самолично создать «инсайд», сразу же воспользуюсь.