— Мы пока и не больно сильные, вот итальянские фашисты, те да, те сила!

— Да ладно тебе, нашёл с кем нас сравнивать. Они просто правая диктатура, и всё! У них даже нет расовой теории, а мы арийцы, мы тевтоны, мы северный и древний, как сама Земля, народ! Наши главные враги — это семиты всех мастей и стран. Они пятая колонна, они предатели! Их поддерживает всемирный Интернационал, которому не нужна Германия, а нам не нужен мир во всём мире, равенство и мифическое братство. Они предали нас в войну. Ты слышал, что сделали с Россией? Там правят евреи, евреи и поляки руководят тайной полицией, евреи в правительстве, евреи управляют армией. Все военные комиссары — евреи! Кругом одни евреи! Их император сделал одну крупную ошибку, он дал им возможность получить офицерский чин и дал волю. И что? Что они сделали с Россией? Во что она превратилась? В еврейское местечковое государство? Кем стали русские? Топливом для мировой революции? Не такой судьбы мы хотим для немцев и Германии. Нет, мы не допустим их засилья и превращения рейха в социальный эксперимент! Нет, только не допустить того, что произошло в России, только не допустить!

Глиняная кружка, уже пустая, ударила в столешницу и разлетелась на мелкие куски. Губерт, весь красный от гнева, схватил другую кружку и сделал большой глоток из неё.

— Хер им! — вновь заорал он и, скрутив из пальцев здоровенный кукиш, стал им тыкать в небо.

— Правильно ты говоришь, Франц, правильно, — сказал Шольц. — Коммунисты, они такие же леваки, как и мы! Мы за социализм, и они за социализм, но только сначала, а потом решили его извратить и сделали из него еврейский марксизм, вот так! Ну, это у них, а у нас чистый и не замутнённый ничем социализм. Все марксисты — евреи и предатели, а все немцы — социалисты, так я это понимаю, и так я думаю.

Шириновский опешил от этих слов, но всё же решился немного поспорить, хоть обстановка не сильно к тому располагала. Он даже немного протрезвел, но вновь выпитое снова дало ему в голову, и тиски страха ослабли. Многое хотелось ему сказать, заклеймить позором, с жаром опровергнуть все дутые факты и предвзятое отношение, но, взглянув на свой рукав, он тут же отказался от этой мысли. Он тоже штурмовик, и было бы странно слышать от него всё то, что он хотел сказать сейчас. Пришлось сдерживаться.

— Что за бред ты несёшь, Шольц? Коммунисты и есть социалисты, большевики были всегда социал-демократами и уже после совершения революции стали называться коммунистами.

— Я знаю. Ты думаешь, что Шольц политический дурак? Я состоял в социал-демократической партии Германии ещё до войны. Я рабочий из Ганновера, я ходил на митинги, я воевал, и я разочаровался в социал-демократах. Да, они были все социалистами, пока не заразились марксизмом и не переродились в коммунистов. Мне не интересен Интернационал! Я немец, и поэтому мне не по пути с коммунистами. Пусть они русским парят мозги с равенством народов и кормят их за свой счёт, а мы немцы и значит, должны делать всё только для немцев.

— Но…

— Что, но? Самое весёлое, что после всего этого коммунисты обвинили социал-демократическую партию Германии в фашизме. Да и называют их социал-фашистами. А вот нас не называют. А знаешь, ик, почему?

— Знаю.

— И почему?

— Потому что мы расисты и нацисты!

— Нет, мы не нацисты, мы социалисты, но национальные, то есть немецкие. Расисты, гм. Все люди расисты, а кто это отрицает, тот врёт, если не другим, то сам себе. Вот чем мы отличаемся от коммунистов?

— Да всем, абсолютно всем!

— Нееет, не всем, они, ик, хотят отнять и поделить, отдав всё Интернационалу, а те, ик, а те… тем, кто его создал, ик. А мы… мы, ик, немцы-социалисты, хотим отнять, — тут Шольц, скорчив страшное лицо, резко взмахнул рукой, сграбастав остатки закуски на столе, но не свалив её на землю. — Мы хотим отнять и поделить, поделить и раздать немцам. Вот поэтому мы национал-социалисты, а они интернационалисты. Всё просто, брат, всё просто. В этом наша суть, ик. Забрать и поделить, забрать и раздать немцам. За то и воюем между собой.

— А как же тогда фашисты?

— Дались они тебе, эти итальяшки! Всё, что они могут, это собрать свою страну под знаменем диктатуры ради создания великой италийской империи. Итальянский фашизм — это «прийти и навести порядок». Это диктатура, запомни, диктатура, ик, но не левая, как у коммунистов, а правая, со всеми вытекающими, ради создания империи. У них нет порядка, а у нас есть, у них никогда не было ни империи, ни идеи, а у нас есть и то, ик, и другое. Я требую ещё пива, моя кружка пуста!

Шириновский вздрогнул от перемены темы и резкого возгласа Шольца и машинально полез в карман. В кармане лежала лишь мелочь, а заныканные в другом кармане десять марок было жалко пускать на пиво, хотя обстановка того требовала, да и языки у его коллег по штурму развязались уже изрядно.

Сграбастав пфенниги, он выложил их на стол. Всего их оказалось восемьдесят восемь. Шольц понял и тоже полез в карман, выудив оттуда полторы марки, у Губерта оказалось почти две марки, и банкет продолжился. Губерт, отхлебнув из очередной кружки пива, тоже решил пуститься в политику: