Мужчина, о котором идет речь, все еще пытается подняться на ноги. Он хватается за край стола для совещаний, как за спасательный круг, и смотрит на меня так, что видны белки его глаз, зажимает кровоточащий нос.

— Я засажу тебя в тюрьму, ты, маньяк! — визжит он. — Ты не можешь приходить сюда и нападать на членов федерального правительства!

— Я могу, и я это сделал, и если ты не заткнешься, я сделаю еще хуже. Где она?

— Она в камере предварительного заключения, — говорит Грейсон успокаивающим тоном. Вместо этого он водит ногтями по классной доске.

— В камере предварительного заключения? — Я гремлю, взбешенный. — Ты посадил мою женщину в чертову камеру предварительного заключения?

— Она в порядке. На самом деле, прямо сейчас она спит. Хорошо? Успокойся, брат. Успокойся.

— Не надо мне этого чертова «братского» дерьма, ты, предательский ублюдок. О чем, черт возьми, ты думал, когда забирал ее? Я совсем свихнулся, черт возьми!

— Я знаю, и мне жаль. Но это был единственный способ, которым мы могли проверить ее. Мы не могли сообщить тебе об этом заранее. Ты знаешь, что к чему.

Проверить ее? О, чертов Иисус Христос.

— Я сказал, что потенциально хотел бы сделать ее своим активом! Потенциально! Я никогда не давал тебе зеленый свет!

Он смущенно пожимает плечами.

— Я же говорил тебе, что должен был поднять его на флагшток. Это то, чего хотело высшее руководство. И теперь мы знаем.

Тяжело втягивая воздух в легкие, я сжимаю руки в кулаки и пытаюсь сдержать желание убить его, отчего мне хочется несколько раз ударить этого ублюдка ножом в лицо, пока он не станет таким же неузнаваемым, как фунт мяса для гамбургера.

— Что ты знаешь? О чем ты вообще говоришь?

— Он говорит о твоей маленькой подружке! — визжит Томас, все еще стоя на коленях на полу. — Она такая же сумасшедшая, как и ты!

Я указываю на него, кровь пульсирует у меня перед глазами.

— Скажи это еще раз. Продолжай. Назови ее сумасшедшей еще раз.

— Что он имеет в виду, — успокаивающе говорит Грейсон, кладя ладонь на мою вытянутую руку, — так это то, что она прошла проверку с честью.

Я опускаю руку. Когда я просто смотрю на него, он кивает.

— Она отказалась признать, что вообще тебя знает, даже когда мы показали ей фотографии.

— Какие фотографии?

— Не встревай во все это. Ты знаешь, как это работает. Хочешь, чтобы я рассказал тебе подробности или предпочитаешь продолжать изображать разъяренную гориллу?

— Ты можешь рассказать мне по дороге туда, где ты ее держишь. И да поможет мне бог...

— Знаю, — сухо говорит он. — Если у нее будет хоть малейший синяк, ты меня убьешь. Принято.

Он направляется к двери, зная, что я последую за ним. Выходя из комнаты, я замечаю, что у одного из мужчин, наставивших на меня пистолет, два синяка под глазами и белая полоска медицинской ленты поперек распухшей переносицы.

О, детка. Мой свирепый маленький лев. Подожди еще немного, я иду.

Мы идем по лабиринту коридоров, наши шаги эхом отдаются от пола. Морские пехотинцы в военной форме кивают нам, когда мы проходим мимо. Мы спускаемся на лифте вниз, затем выходим в небольшую комнату с видом на грузовой отсек судна.

Это огромное пространство. Три этажа укрепленных сталью стен длиной с футбольное поле. Основную часть пола занимают металлические транспортные контейнеры, сверху и по бокам окрашенные в белый цвет буквой и цифрой.

— Она в С-9, — говорит Грейсон, указывая на красный металлический контейнер без окон.

— Я убью тебя за это.

— Чувак, ты же знаешь, что я не командую. Ты начинаешь говорить о том, чтобы сделать кого-то ценным сотрудником, и колесики начинают вращаться.

— Почему ты ждал почти четыре чертовых дня, прежде чем сказать мне, где ты ее держишь?

— Стандартная оперативная процедура. Большинство людей сдаются во время собеседования при приеме на работу. Те, кто проходит это, должны быть изолированы без пищи и воды на семьдесят два часа, чтобы посмотреть, сломает ли это их. Что почти всегда и происходит.

— Без еды и воды?

Он поворачивается ко мне с полуулыбкой.

— Ты сосредотачиваешься не на том дерьме, Дек. Она прошла. Чертовски твердолобая. Она даже не прогнулась.

— Я мог бы сам сказать тебе это, чертов придурок.