Я не могу позволить себе думать о том, через что ей, возможно, пришлось пройти за последние несколько дней. Лишенная пищи и воды, брошенная в холодную, черную камеру без окон, с перспективами угроз неизвестно чем и кем… Я не могу даже думать о том, как Слоан, должно быть, страдала.

Как она, должно быть, ненавидит меня.

Я просто должен сосредоточиться на том, чтобы вытащить ее с этого чертова корабля в целости и сохранности на сушу.

Наконец открывается дверь. Я оборачиваюсь и вижу Слоан, стоящую в открытом дверном проеме. Наши взгляды пересекаются. Мое сердце замирает в груди.

Она босиком. На ней джинсы и красный свитер, оба мятые и в пятнах. Ее волосы растрепаны в беспорядке. Ее лицо бледное и осунувшееся.

У нее затравленный взгляд. Она выглядит так, словно недавно плакала.

Мое сердце снова начинает биться с мучительной силой. Я пересекаю комнату несколькими большими шагами и подхватываю ее на руки. Не говоря ни слова, она зарывается лицом мне в шею, дрожа.

Мы поднимаемся на лифте на летную палубу. Никто из нас не произносит ни слова. Я прохожу по короткому коридору, и мы оказываемся на холодном океанском воздухе.

Я пересекаю летную палубу, направляясь туда, где меня ждет вертолет. Я помогаю ей забраться внутрь, пристегиваю ремни безопасности и надеваю наушники ей на уши.

Она закрывает глаза и подставляет лицо солнцу.

Обратный полет к дому кажется бесконечным. Миля за милей океан простирается под нами, прежде чем, наконец, появляется в поле зрения береговая линия. Я приземляюсь на вертолетную площадку и едва успеваю все выключить, прежде чем снова заключаю ее в свои объятия.

По пути в дом я прохожу мимо выглядящих потрясенными Кирана и Паука.

Киран спрашивает по-гэльски:

— Как поживает малышка?

— Жива, — коротко бросаю я.

Я оставляю их позади, недоумевая. Они не будут спрашивать больше, и я не буду предлагать никакой другой информации. Они думают, что это был один из наших врагов, который попытался забрать ее, прислав своих людей морем. Они думают, что я заключил сделку, чтобы вернуть ее.

Иначе они никогда не смогут этого узнать.

О, какую запутанную паутину мы плетем.

В хозяйской спальне я укладываю Слоан на кровать. Она лежит и смотрит на меня своими затравленными глазами.

Почему она молчит? Почему она ничего не говорит? Как, черт возьми, я допустил, чтобы до этого дошло?

Я сажусь на край кровати рядом с ней и осторожно беру ее холодную руку.

— Ты ранена?

Она молчит так долго, что это пугает меня.

— Они пытались заставить меня говорить о тебе.

Я никогда не слышал, чтобы у нее был такой голос. Слабый. Бесцветный. Побежденный.

— Я знаю, — говорю я, убирая прядь волос с ее лба. — Мне так жаль. Мне многое нужно объяснить.

Хотя я понятия не имею, с чего начать. Может быть, это помогло бы, если бы я знал, что они сказали ей на допросе. Или, может быть, мне для разнообразия стоит перестать беспокоиться о себе.

— Ты хочешь поговорить об этом сейчас? Тебе нужна еда? Должен ли я дать тебе отдохнуть?

— Я не голодна. Однако я устала. И я думаю, было бы лучше, если бы мы вообще не говорили об этом.

Я яростно говорю:

— Если они причинят тебе вред, я убью каждого из них.

Она закрывает глаза и делает медленные вдохи. Затем поворачивает голову к окнам и осторожно вынимает свою ладонь из моей.

Это похоже на удар в грудь.

— Слоан. Малышка. Пожалуйста, поговори со мной.

Она облизывает потрескавшиеся губы. Голосом, в котором звучит тысяча лет жизни, полной страданий она заявляет:

— Прямо сейчас я к этому не готова. Я... я не знаю, кто я такая. В основном устала. Мне действительно нужно поспать.

Весь воздух из моих легких разом выбивают.

— Черт возьми. Мне очень жаль. Я понятия не имел, что они это сделают. Я...

— Остановись.

Я сжимаю челюсти и сижу неподвижно, ожидая. Это одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо делал.

После напряженной паузы она открывает глаза и смотрит в потолок. Она решительно говорит:

— За последние несколько дней у меня было время хорошенько все обдумать.

От тона ее голоса у меня внутри все переворачивается.

Она ставит точку.

— Слоан...

— Просто дай мне это понять.

— Я могу все объяснить...

— Тут нечего объяснять. Если мы останемся вместе, я всегда буду мишенью для подобных вещей. Сначала, это была банда MС-13. Теперь это правительство. Кто-то всегда будет пытаться добраться до меня из-за тебя.