— К тому времени, когда все это закончится, мне понадобится пересадка сердца.

— Отлично. Это очень проясняет ситуацию, спасибо.

Он свирепо смотрит на меня. Я хочу отстегать его палкой.

— Как насчет того, чтобы поделиться со мной соображениями о том, что ты понимаешь под словом «доверие»? Давай начнем с этого.

Деклан ставит галочки в списке, как будто это вытатуировано у него в мозгу.

— Никакой лжи. Не прячься. Полное подчинение. Полная самоотдача. Твоя жизнь превыше моей, и наоборот. Все, что у меня есть, принадлежит тебе, и наоборот.

— Звучит как вступление в секту.

— Я еще не закончил.

— Господи.

— Мы всегда прикрываем друг друга. Мы всегда выполняем свои обещания. А секреты остались в прошлом.

На последнем слове он как бы сдувается. Опускается ниже, будто набрал вес, как тонущий корабль, набирающий воду.

Пристально глядя на него, я говорю:

— У тебя много секретов, не так ли?

— Ты же знаешь, что да.

— И ты хочешь рассказать их мне?

— Я хочу, чтобы ты поняла, кто я такой.

— Я думаю, что уже знаю.

— Нет, девочка. В твоем понимании это внешний слой луковицы. Сухая, тонкая кожица. Чтобы понять, кто я на самом деле, потребуется немного сконцентрированного отшелушивания нескольких слоев.

— Понятия не имею, откуда вы берете свои метафоры, сэр, но я хотела бы отметить, что доверие - это то, что развивается с течением времени. Оно органично и основано на опыте.

— Неправильно. Доверие - это решение. Ты можешь доверять, как дышать. — Деклан делает эффектную паузу, прежде чем нанести смертельный удар. — Как ты делала это в душе.

Ненавижу, когда у людей отличная память.

— Подожди. Позволь мне разлепить веки. Ты хочешь сказать, что если бы я сказала тебе прямо сейчас, что ты можешь мне доверять, так бы и было? Ты бы пошел на это?

— Ага.

— И ты расскажешь мне все свои истории о луковой шелухе?

— Ага.

— Прости за оскорбление, но это кажется чрезвычайно наивным для человека в твоем положении.

— Так бы и было, если бы я уже не знал, что ты никогда не сказала бы, что я могу доверять тебе, если бы не мог.

Проклятье. Эти отношения никогда не сложатся, если он будет все время прав.

— Предлагаю компромисс.

— Я не люблю компромиссов.

— Какой колоссальный сюрприз. Как я уже говорила, думаю, что где-то между этими двумя крайностями есть золотая середина. Почему бы тебе не открыть мне один секрет, и мы начнем с этого?

Когда Деклан просто смотрит на меня, поджав губы, я говорю:

— Маленький. Например, почему ты никогда не носишь ничего, кроме черного. Воспринимай это как тренировочный заход перед полным доверием.

Через мгновение, когда Деклан отрабатывает сердитый вид, он мрачно говорит:

— Придет время, девочка, и очень скоро ты все узнаешь. — Он переворачивается на спину и смотрит в потолок. Затем встает, одевается и выходит из комнаты.

Когда три дня спустя Деклан все еще не вернулся, я испытываю панику, не похожую ни на что из того, что я когда-либо испытывала.

Потому что, согласно новостным сводкам, босса каждого мафиозного синдиката в стране убивают, одного за другим.

Когда я вхожу в дом, уже поздно. Почти три. Я ожидаю найти Слоан спящей в постели, но вместо этого она в медиа-комнате, свернулась калачиком на диване с бокалом красного вина. На кофейном столике стоят две бутылки вина, одна из них пустая, другая на четверть полная.

Телевизор настроен на круглосуточную новостную станцию.

Она меня не замечает. Я стою в дверях и наблюдаю за ней, пока она делает глоток из бокала с вином и грызет ноготь на большом пальце. Она выглядит измученной. Взвинченной. Обезумевшей от беспокойства.

Я чувствую укол вины, но все равно рад, что не позвонил.

Не то чтобы это было легко.

Слоан ни на секунду не выходила у меня из головы с тех пор, как я уехал. Если бы еще не знал, что одержим, то с разницей в три дня довел дело до конца с тонкостью топора.

Схватив пульт дистанционного управления, она начинает переключать каналы, перескакивая с канала на канал, делая паузы всего в несколько секунд между каждым перескоком. Что-то ищет.

Я знаю, что именно.

— Попробуй CNN. Они обожают эту чертовщину.