Рыцарь вздохнул:

— Я бы и рад. Только сейчас не до того. Переночуем у Дорофея и дальше в путь.

— Ты что-то новое про дракона узнал? — заинтересовался мариенбержец.

— Узнал? Не то слово, — тряхнул чубом Годимир. И вдруг догадался — Олешек ведь не знает ничегошеньки. Ни о королевне, ни о драконе, ни об Авдее с Горюном и безымянным бельмастом. Рыцарь присел рядом с товарищем и начал рассказ…

Когда он в третий раз повторял по просьбе Олешека, какую именно рожу скорчил королевич Иржи, отчитанный при прочих рыцарях паном Божидаром, вернулся Ярош с Дорофеем.

Бортник Годимиру сразу не понравился. Какой-то плюгавый, узкоплечий, борода пегими клочьями, нос обгорел на солнце и облазит, поблескивая в прорехах молодой розовой кожицей. Но самым неприятным на его лице были толстые мокрые губы, шевелящиеся под усами, словно жирная гусеница.

Ярош волок, нежно прижимая к боку, оплетенный кувшин, а Дорофей умудрился держать сразу здоровенный пучок зеленого лука, каравай ржаного хлеба с поджаристой корочкой, толстый ломоть сала, дразнящего багровой прорезью, и горшочек, закопченный снизу.

— Чем богаты, понимаешь, тем и рады… — Бортник шмыгнул носом, выгрузил припасы прямо на землю. — Туточки перекусим, а то у меня в хате мухи дохнут от вони.

— Это точно, — подтвердил Олешек. — Особенно, как чоботы снимет, портянки развесит, так хоть топор вешай. Вторую ночь на соломе сплю.

— Верно, — кивнул Ярош. — Сколько его знаю, портянки еще ни разу не стирал.

— Зато меня комары не жрут, понимаешь. На лету дохнут. — Дорофей извлек из-за пазухи четыре грубо слепленные глиняные чашки, заглянул в каждую, из одной выудил мусор немытым пальцем. — Не побрезгуй, пан рыцарь…

Годимир хмыкнул. Уж чем-чем, а грязью его не удивишь. Как говаривали в Чечевичах, в имении его батюшки, грязь не сало — высохла и отстала. Опять же в странствиях даже самому чистоплотному рыцарю удается вымыться по-настоящему едва ли раз в месяц. Купания в прудах и речках не в счет — они только освежают, а грязь не смывают.

Ярош зубами выдернул капустную кочерыжку, воткнутую в горло кувшина. Сладковато и едко запахло брагой.

— Это свекольная, — пояснил разбойник. — Вонючая — спасу нет, зато с утра голова не болит. Кроме Дорофея никто так делать не умеет, елкина моталка. — Он ловко разлил брагу по чаркам. — Скажешь слово, а, пан рыцарь?

Годимир пожал плечами:

— Не умею я. Я все больше с мечом управляюсь. У нас вон — музыкант есть. Для него слова привычней.

— Только скромничать не надо, пан рыцарь, а? — усмехнулся Олешек. — Я-то скажу, но ты тоже с рифмами не в ссоре.

— Ладно, говори, не томи душу, — отмахнулся словинец.

— Давайте выпьем за Яцев день и ночь Водограя. Чтоб чудеса нам попадались на пути чаще, чем чудовища. Чтоб все мечты наши исполнились. Чтоб Годимир нашел и королевну, и дракона. Чтоб Ярош такую хэвру сколотил, с какой не стыдно и за горы пограбить сходить. А Дорофей чтоб приучился портянки стирать.

— А ты? — спросил Годимир. — У тебя какое заветное желание?

— Да что я? — Шпильман даже скривился. — Какие у меня могут быть желания? Станешь королем — приглашай петь в замке. Вот и все мои желания.

Брага опалила глотку, выдавив слезы из глаз вернее жалостливой канцоны. Стараясь забить резкий вкус и умопомрачительный аромат, Годимир сунул в рот стрелку лука. Дорофей занюхивал хлебным мякишем.

— Ох, и ядреная… — застонал Ярош и потянулся разлить еще по одной. — Закусывайте, не стесняйтесь.

Олешек не церемонился и набил рот салом и хлебом так, словно после собирался поститься до осени. С трудом ворочая челюстями, перехватил цистру поудобнее, провел ногтем по струнам.

— Ты не спеши, не спеши. — Лесной молодец счистил с куска сала крупную соль, ловко напластал еще десяток ломтиков. — Вся ночь впереди… Когда еще в Гнилушки шпильман из самого Мариенберга приедет?

— Да никогда, понимаешь. — Дорофей щелчком сбил крошку с бороды. — Мой дед ни разу в жизни живого шпильмана не видел, так и помер. А тут… Да еще рыцарь, понимаешь, странствующий… Ох и повезло нашим девкам сегодня! Эту ночь Водограеву еще лет двадцать вспоминать будут.

— Да что-то меня не тянет веселиться, — признался Годимир, осушив вторую чарку. — Только и думаю, как королевну от дракона спасти…

— Это дело, конечно, нужное, — согласился Ярош, разливая по третьей. — Ну, меж второй и третьей…

— Перерыва нету! — подхватил Дорофей, а музыкант поморщился. Наверное, от простецкой рифмы.

— Господь троицу любит, — потянулся за чаркой шпильман.

— Верно! Ты выпей, пан рыцарь, а королевна никуда не денется, понимаешь. И так уж позеленела, поди.