– Тепло-то как, – сказала подруга, когда мы попрощались с сонной Кирой и вышли на улицу.

– Угу. Слишком тепло для апреля.

– Не-а, – покачала головой Полина. – Для середины апреля самое то. Забыла что ли, мы раньше в твой день рождения сутки напролет гуляли в тонких куртках.

– Да, точно, – промямлила я. – Ведь уже почти конец апреля. Так быстро.

Полина согласно закивала и зажгла сигарету.

– Снова? – с упреком взглянула я на подругу.

– Нервы успокаиваю.

– Опять Сашка что-то учудил?

Полина кивнула.

Сашка – это ее муж. Вернее, бывший муж. Они друг друга с садика знают. Классе в десятом начали встречаться. Четыре года назад поженились и год назад развелись. И все бы ничего, но расходиться для этой парочки было обычным делом – как на свидание сходить. После развода, например, они сходились и расходились раз десять, честное слово. Сейчас, видимо, опять разошлись.

– Не буду расспрашивать, – пообещала я. – Сама расскажешь, если захочешь.

Полинка затянулась, выпустила дым и кивнула.

– А можно у вас сигаретку попросить? – раздался за нашими спинами тонкий мужской голос.

Мы обернулись и увидели Славика. Кутаясь в старое пальто советских времен, он улыбался от уха до уха и с надеждой смотрел на Полину.

– Нет у меня сигарет, – с нескрываемым раздражением ответила подруга и, кинув окурок на землю, затоптала его каблуком. – Пошли, Мирка.

Я сочувственно взглянула на Славика, на лице которого отразилась грусть. Он смотрел на растоптанный окурок таким щенячьим взглядом, что казалось, будто он вот-вот кинется его поднимать.

– Жалко его, – сказала я, беря Полинку под локоть.

– Угу. Раньше он был более-менее нормальным, а как отец умер, так стал совсем потерянный.

– А у него есть опекун? – спросила я.

– Вроде есть тетка, но она здесь не живет, – ответила Полина. – Не знаю, мутно там все.

– А на что же он живет?

– На дотации, наверное, – пожала плечами Полина. – Он же инвалид. Что-то да причитается ему.

Мы добрели до остановки. В ожидании автобуса Полина начала мне жаловаться на Сашку. Я внимательно слушала ее, а потом почему-то начала думать о козлине Ли Джэхи. На душе снова сделалось мерзко.

Когда подошел наш автобус, я дернула Полину за рукав и спросила:

– Может, сходим в бар?

Подруга мне не отказала.

В тот день я пришла очень поздно. Юрку предупредила, что буду у подруг, а вот Джэхи сообщать об это не велела – нет меня, и все.

К моему удивлению, когда я пришла домой, меня встретила не темнота, а Джэхи, который сидел на кухне в тусклом свете зажженной свечи – пару часов назад Юрка написал мне о том, что во всем доме вырубили свет. Как только я закрыла за собой входную дверь, Джэхи резко встал и сразу же подошел ко мне со свечой в руках.

– Где ты была? Почему поздно пришла? – спросил он по-русски. В мерцающем свете его темные глаза казались глубокой и мрачной черной бездной.

– Не твое дело, – сказала я, отводя взгляд от лица Джэхи.

– Почему не предупредила? Юра волновался, а я…

– А ты радовался? – предположила я, с невероятным усилием снимая высокие кеды. – Надеюсь, отдохнул от меня? Или мне снова уйти, чтоб не раздражать тебя?

Джэхи напрягся, тяжело вдохнул. Краем глаза я заметила, как рука, в которой он держал свечу, задрожала. От злости бесится, не иначе. Слишком рано вернулась, видимо. Господи, скорее бы тогда он убрался в свою квартиру, раз я так его раздражаю!

– Ты ела? – вдруг спросил Джэхи.

Такой вопрос от него меня порядком удивил. Для нас, русских, он значит лишь то, что значит. Однако корейцы в этот вопрос вкладывают всю свою заботу, потому что еда в Корее занимает крайне важное место в жизни общества. И вопрос «ты поел?» для корейца все равно что для русского «как ты?».

Не в силах понять, сарказм ли это или искренний вопрос, я решила проигнорировать Джэхи и, разувшись, прошла в зал, где тихо посапывал в разобранном кресле Юрка. Не знаю, почему Джэхи не стал и дальше ко мне приставать. Может, побоялся разбудить Юрца, а может, еще что-то. Он просто оставил свечу на столике рядом с диваном и ушел в мою комнату.

В последующие дни я старалась как можно меньше пересекаться с Джэхи. Часто навещала подруг и ездила в участок. Подумывала даже смотаться к родителям в деревню, но все никак не решалась.

Когда-то давно мы всем семейством – я, родители, бабушка, дедушка и тетя со своими детьми – жили в нашей трехкомнатной квартирке. С мая по октябрь бабушка и дедушка забирали детей тети Оли и уезжали в деревню. В этот период воздуха в квартире было куда больше.

После того как мы с Артемом съехались, он построил на даче новый дом, в котором можно было жить круглый год. Потихоньку вся семья переехала туда, и я осталась в квартире одна. Все мои домочадцы балдели от жизни за городом, а вот я их счастья не разделяла. Летом там, конечно, хорошо, а вот в холода – ужасно. В городе, хоть и грязнее, но веселее.