Да, в чем-то она права. Я могла бы быть ей другом получше. Но ведь не обязана была. Мы были коллегами. Могли поговорить по душам. Пожаловаться, спросить друг у друга совета. Но глубокая привязанность не образуется потому что надо. Она появляется между людьми сама собой. Редко, но метко. И вот с ней у нас этой глубокой привязанности не возникло. По крайне мере, я к ней ничего подобного не испытывала. Да, она была мне по-своему важна, но не более того.

— Так это же ты… ты первая, — тихо, гневно.

— И что? Это дало тебе на что-то право?

Я отодвигаю ее, растерявшуюся под моим неожиданным хладнокровием. Я и сама от себя не ожидала такого поведения. Прохожу внутрь.

В квартире в этот раз относительный порядок. Кое-где разбросаны вещи, женский лифчик. Необычно, непривычно. Денис ведь такой педант и блюститель порядка.

— Его нет, — раздается тихий голос позади.

Смотрю на Веру. В ней больше нет ни желчи, ни яда. Она будто сдулась, растеряла всю свою воинственность.

— Он много пьет. Из-за тебя, — обвиняет, но не агрессивно, а горько. — Опять ушел…

— А ты?

— Что я?

— Не можешь остановить?

— Дура ты, Сашка. Он же тебя любил. Да и любит. Разбитое сердце другой бабе так легко не вылечить. Если вообще можно вылечить…

Почему-то она мне сейчас кажется такой родной. На минуту забываю и весь ее злой монолог, и всю желчь, и что она спит с моим мужем. Мудрая она, Верка. Но несчастная. Почему-то вижу это в данный момент так явно. И понимаю, что любит она Дениса. Давно, молча, безответно. И вот так сейчас разрешает собой пользоваться, потому что любит. И от этого и хорошо ей, и тошно одновременно.

— Не трави ему душу. Не показывайся на глаза, — тихо, с мольбой.

Я киваю. Не могу ей отказать. Сама знаю, каково этого — любить кого-то до боли, до рези и без ответа. С надеждой и без надежды одновременно.

Ухожу. В какой-то момент даже забываю, зачем вообще приезжала, что хотела. Ослепленная всем произошедшим, шокированная. Почему-то в этот момент мне кажется, что я еще такая глупая, молодая, маленькая. Просто впервые я так явно вижу, как глубока и безгранична душа других людей. Сколько в ней тревог и переживаний. И вдруг замечаю, как много я думала о себе. Всегда лишь о себе, про себя, для себя. И вроде бы о других заботилась, переживала, но потому что мне так было удобно, нужно, хотелось. От этой мысли как-то тошно и непонятно.

В Москву приезжаю уже ночью. После просьбы Веры встречаться с Денисом не хотелось. Поговорить, конечно, надо, но пока не представляю, как и когда. Осознаю, наконец, что мое присутствие доставит ему боль, которой бы я не хотела. Возможно, нужно дать друг другу время. Сколько? Не знаю…

Выхожу с вокзала, иду медленно, задумчиво, пока не встречаюсь взглядом с темными, напряженными глазами…

Это Тимур. Прямо передо мной. Между нами метров сто или двести. Застываю. Вокруг мельтешат люди, проходят мимо, толкают, потому что я остановилась прямо в потоке, посреди дороги. А я смотрю ему в глаза и чувствую, что мир вокруг опять перестал существовать. Есть только он и я. Одни в целом мире.

И мы смотрим, смотрим друг другу в глаза, не двигаясь. Поглощенные, ослепленные. Он — яд в моей крови. Моя зависимость. Я не могу сопротивляться, а может быть, и не хочу. Так всегда было и будет.

Кто-то толкает меня слишком сильно, и, наконец, спадает глупое наваждение. Я неуверенно делаю шаг в его сторону. Бежать поздно, уйти незамеченной все равно не получится.

Подхожу, внимательно вглядываясь, пытаясь понять, прочитать этого сложного, невыносимого человека.

— И долго я буду за тобой бегать? — ровно, спокойно.

— А ты бегаешь?

Он выразительно оглядывает себя, намекая, на свое неожиданное появление на вокзале.

— Ты следишь за мной?

— А что еще остается?

Единственная мысль, которая объясняет его нахождение здесь — каким-то образом он отследил купленные билеты. И это поражает — и масштаб его возможностей, и то что он действительно меня искал. Вчера, сейчас.

— Не наигрался? — со злой, усталой усмешкой говорю ему.

Он делает резкий шаг, дергая меня за руку и вжимая в свое тело. Я вскидываю голову, чтобы видеть его темные глаза.

— Никогда, — хрипло шепчет он.

Все внутри замирает, сжимается. Так сладко, так горько.

Где-то в параллельной реальности мы бы могли быть безмятежно счастливы. Любимы друг другом. Но не в этой… не в этой…