Рассказы-воспоминания о том, как мы жили, работали, любили и ненавидели в «лихие девяностые» В событиях, описанных в этих рассказах, практически нет ничего придуманного - герои все тоже из жизни. Все потрясения тех лет они переживали легко, потому что были молоды, верили в лучшее и ни черта не боялись. Сегодня все они состарились, в большинстве своем разочарованы в том, что случилось с нашей страной и откровенно ностальгируют по всему, что связано с советской эпохой. А многих уже нет рядом с нами… Часть первая.
МЕЖДУ НАМИ, ДЕВОЧКАМИ…
Нет, девочки, замуж я больше никогда в жизни не выйду. Клянусь! Потому что я наконец-то себе уяснила: это состояние не для меня.
Первый муж мой всё время молчал. То есть был нем как рыба. Я скандалила, кричала, обзывала его обидными словами. А он молчал, и это раздражало. Однажды в разгар такого очередного скандала я с истеричными рыданиями бросилась в так называемую ванно-туалетную комнату – мы тогда в «однушке» жили. Просидела я там на унитазе где-то с час. При этом старалась рыдать погромче. Всё ждала, что вот сейчас зайдет и скажет: «Прости меня, я был неправ…». Но… дудки!
Когда у меня уже сдали нервы, и основательно затекла «пятая точка», я вынуждена была покинуть место своего уединения. И что, вы думаете, я увидела, когда зашла в комнату? Он безмятежно храпел на своем любимом диване! Как мне потом объяснил мой знакомый врач-психотерапевт, это у мужчин такая защитная реакция. Это нормально, как вы считаете? В общем, я не смогла больше жить с человеком, который, когда мне плохо, тут же впадает в спячку, как какой-нибудь сурок. А если я, например, начну умирать, он что – ляжет на спину и начнет храпеть? В общем, мы расстались…
*
Второй мой муж, в отличие от первого, говорил беспрестанно. И во время наших с ним скандалов буквально не давал мне открыть рта. А порой даже переходил на визг. При всем при том всегда считал себя главным и правым, откровенно заедал мое личное и даже рабочее время, считая, что его дела куда как важнее моих.
Сижу однажды, девочки, на работе – звонит. И в прямом смысле визжит в трубку, что собирается на встречу, а у него на заднице лопнули штаны. Я даже слова вставить не успела – трубку бросил. И что делать? Ведь я тут же представила эту картину и, что называется, прониклась. Прошу своих коллег, чтобы прикрыли, а сама – бегом в магазин. Покупаю мужские брюки «на глазок», ловлю «тачку».
Столкнулись у входной двери. Как потом выяснилось, нашел другие брюки, начал на нервах застегивать замок на ширинке, в итоге вырвал его с корнем. Мозги сработали взять иголку и зашить всё «ювелирно» какими-то цветными нитками, как это могут только мужики. И побежал на свою встречу. А тут я на пороге. «Чо приперлась?» – это он так меня приветствует. «Брюки тебе принесла», – говорю. При этом успеваю отметить, что на лице у него абсолютно никаких эмоций – ни удивления, ни восхищения, ни чувства благодарности. Просто развернулся на сто восемьдесят градусов и вернулся в квартиру.
Когда наблюдала, как он с остервенением рвет в области паха то, что пять минут назад зашил, меня свербила лишь одна мысль: «А что будет, если купленные мной штаны ему сейчас не подойдут?». Слава богу, штаны вошли, как патрон в патронник. И он убежал, не сказав мне ни «здрасьте», ни «до свидания».
*
И так было во всем, касалось ли это приготовленного ужина или содержимого холодильника. «Ты капусту вчера тушила, я поел, у меня желудок расстроился. Чего ты в нее подмешала?». Хочется сказать: «А может, ты ее слишком много сожрал?». И у меня есть полные основания думать именно так, потому как видела – после ужина «мой ненаглядный» многократно забегал на кухню и доедал мое кулинарное произведение прямо со сковороды. Причем, без хлеба. Но я молчу…
«Что у тебя в холодильнике? Вот майонеза упаковка, вот еще одна, вот еще какой-то майонез. Ты вообще соображаешь, что ты покупаешь, и что у тебя в холодильнике?».
«Лучше бы он молчал», – думала я в такие минуты, а порой и часы. «Ну, разве ты мужик, если лезешь во все бабские дела и при этом истеришь, как баба!» – так мне всякий раз хотелось ему сказать. Но я сдерживала себя, поскольку на каждое мое слово тут же открывался поток писка и визга, а то и какая-нибудь тарелка могла в стену полететь, просвистев в сантиметре от моего виска. В такие минуты мне становилось по-настоящему страшно – хотелось или уползти в какую-нибудь норку, или вообще убежать из квартиры. И сколько я могла это терпеть?..
*
Третий мой муж был самым уникальным. Он вообще не скандалил. Политика соглашательства – это был его конёк. Он вообще всё делал так, что всякая охота связываться с ним пропадала в принципе. Как это у него получалось, до сих пор понять не могу. Я же впадала в истерики с завидным постоянством, будто решив оттоптаться за свое былое молчание.
Впрочем, может быть, вы поймете, если я кое-что вспомню и приведу в пример. Жизнь с ним у меня до сих пор как перед глазами стоит…
– Убери свои вещи! – скандальным голосом говорю ему я. – Что ты разбросал их по всему дивану! Сколько я могу их за тобой убирать? Как не придешь, сразу бросаются в глаза эти тряпки, разбросанные по всему дивану! До каких пор это будет всё продолжаться?! Хоть кто-нибудь пожалел бы меня в этой жизни! Тот издевался, этот издевался, теперь ты взялся издеваться! Почему я только и делаю, что хожу и убираю за всеми их вещи? Неужели тебе в детстве не говорили, что у каждой вещи должно быть свое место? Ты что, не читал сказку про Федорино горе? Ты добьешься когда-нибудь, что у меня сдадут нервы, и я просто выброшу твои вещи с балкона. Ходи потом и подбирай по всему двору!..
Что, вы думаете, делает после этого мой третий муж?
Он спокойно встает, собирает по комнате свои вещи, раскладывает и развешивает их в шкафу и спокойно мне при этом говорит:
– Дорогая, можно было просто сказать «убери свои вещи» – и всё. Зачем ты себя так мучаешь этими криками? Я же тебя люблю…
– Да пошел ты… – отвечаю я ему в ответ на признание и молча, заметьте, ухожу туда, где «оскорбленному есть сердцу уголок». И еще попробуй, найди этот уголок, когда все в квартире пропитано неподражаемым мужским спокойствием.